Судьбы местного значения
Шрифт:
— Лихо! — удивился лейтенант. — Наверно наградили?
— А как ты думаешь? — спросил Лукин прищурившись.
Что творилось у немцев и у наших после ЧП с бронетранспортером, Чичерин прекрасно понимал, и представлял, чего стоило командованию замять скандал с пропажей секретной техники. Интересное событие, но уточнять далее не стал.
— И вот что… — голос капитана стал серьезен. — Тот боец, что мы принесли, очень важен. Он должен быть доставлен в Москву.
— Если не умрет. Я как понимаю, постоянно без сознания.
—
— До Матвеево мы доберемся. К нашим перескочим. Вот как встретят нас там?
На это капитан только хмыкнул.
— Ай-яй-яй, Юрий Яковлевич, — покачал головой Лукин. — А распоряжение комиссара госбезопасности 3-го ранга Меркулова от 30 июня знакомо?
— Знакомо… — вздрогнул Чичерин, наконец сложив очевидное. А еще вспомнил, что в распоряжении напрямую говорилось про упоминание «Феникса», а он протупил под впечатлением гибели друга. Еще он понял, что капитану можно доверить его тайну.
— Товарищ капитан госбезопасности… вот!
Лукин уже собрался напомнить лейтенанту про ненужный официал, но тот нервно расстегнул свой планшет и вынул тетрадь…
Горянников отстранился и оглядел Бесхребетного.
– Гляжу, помотало тебя, — констатировал капитан. — Морщинами покрылся, поседел.
– Поседеешь тут, — криво усмехнулся Семен. — Неделю по тылам. Немцам так насовал, что за пятки кусали, пока до своих шел. А дошел, думал — вздохну спокойно, так свои бить стали.
– Ну, это мы уладим.
Горянников развернулся. Атмосфера в светлице поменялась. Сумароков смотрит с прищуром — во взгляде интерес. Комбат и ротный тоже поняли, что сценарий сменился, поэтому сидят словно лом проглотили, но косятся на политруков — чувствуют крайних. У Кибича сосредоточенное лицо, но глаза выдают — тревога в глазах. Что интересно, от родственника он чуть отсел. Сам Мануилов угрюм.
– Значит это и есть ваш дезертир и сын кулачий?
– А что, это не так?
Капитан шагнул ближе и, нависая над Мануиловым, медленно произнес:
– Я задам вопрос иначе — почему вы решили, что товарищ Бесхребетный сын кулака?
Мануилов начал плести что-то про карточку красноармейца, что он видел её, и слышал разговор двух сотрудников в отделе НКВД…
Капитан заметил, как сузились глаза Сумарокова. Ротный и комбат напряглись, Горянников скрипнул зубами, а Кибич нервно дернулся. Он явно хотел одернуть родственника.
И так, что мы имеем? — подумал Горянников. Преступная халатность сотрудников НКВД, допуск к личной карточке красноармейца, с спец-отметкой. Преступная деятельность политрука. Но что делать с этим типом можно решить потом, а пока…
– Ковалев! — крикнул он в дверь. И появившемуся сержанту распорядился вывести политрука и присмотреть за ним. — А вам, Максим Алексеевич, я рекомендую хорошо подумать,
Когда Мануилова увели, Горянников посмотрел на оставшихся.
– Кто не понял, что произошло?
– Спец-учет? — спросил Сумароков.
Когда капитан кивнул утвердительно, присутствующие переглянулись, с явным недоумением.
– Товарища Бесхребетного я знаю десять лет, — сказал Горянников. — Очень хорошо знаю. Подробности вам знать необязательно. Ясно? Вижу, что ясно. А теперь товарищ полковой комиссар, товарищи командиры, прошу оставить нас.
Комиссар, комбат и ротный вышли. Горянников тронул ранец, и глянул на Семена.
– Это твоё, как я понял? Проверь — все на месте?
Семен быстро просмотрел содержимое ранца.
– Вроде все на месте. Боеприпасы тоже. Немецкие документы упакованы были, сейчас вразброс. По количеству не уверен… — тут он коснулся шоколадной упаковки. — Та-ак…
Бесхребетный достал упаковку, открыл, заглянул внутрь.
– Одного батончика не хватает.
– И? — нахмурился Горянников.
– И что? — одновременно спросил Сумароков.
– Это спец-шоколад с первитином. Вот в надписи есть. Снимает усталость и сонливость, повышает работоспособность… твою ж мать!
– Мануилов батончик съел, — пояснил Семен. — А я все думал — чего он так взбесился?!
– Взбесился?
– Побочное действие — остро влияет на нервную систему. А Мануилов недавно скандал устроил. Вывел меня и чуть самолично не расстрелял. Комбат с ротным не дали — револьвер выбили и политрука увели.
– Так, стоп! Ранец, мешок и оружие хранилось у ротного. Ковалев! Старшего лейтенанта Мартынова позови.
Вместе с ротным явился комбат, но выгонять капитана Горянников не стал.
– Товарищ старший лейтенант, вы самостоятельно осматривали содержимое ранца?
– Да, но посмотрели только немецкие документы. Вещмешок не трогали. Понимаем, что…
– Это хорошо, что понимаете, — кивнул Горянников, — а кроме вас еще кто-то осматривал изъятое?
– Командир полка, но ни к чему не прикасался. Еще политрук Мануилов. Вещмешок трогать не стал, а в ранец заглянул и достал шоколад. Я пытался его остановить, но один батончик он успел съесть.
– Когда это случилось?
– Поутру, в девятом часу.
– Так, а когда политрук стал неадекватен?
Комбат с ротным переглянулись.
– Где-то в три дня примерно, или чуть позже.
– Ясно. Свободны.
– То есть в этом шоколаде имеется средство влияющее на психику? — спросил Горянников, взяв упаковку.
– Первичное действие другое, — ответил Бесхребетный, будто что-то припоминая, — психическая стимуляция препарата вызывает прилив сил, время действия зависит от организма. Но впоследствии есть обратный эффект — у неустойчивых вызывает расстройство и психоз.