Судьбы местного значения
Шрифт:
Дадах!
Семен вздрогнул. Это орудийный выстрел. Снаряд взорвался сразу. Пулемет больше не стрелял. И послышался гусеничный лязг — танк. Значит, услышав впереди перестрелку, наши выдвинули вперед броню с десантом, и танкисты пальнули из орудия, даже не разобравшись — кто и с кем тут воюет.
Сумароков вкинул пистолет и за малым не выстрелил, когда перед ним появился Бесхребетный с пленным.
— Свои! — прохрипел Семен, сваливая тело на землю.
— Там тоже свои, — кивнул лейтенант, на дорогу. — Танк по пулемету выстрелил. Я видел, как двое в лес убегали.
— Ну
Принцип — стреляй, потом разберемся в действии. Хотя, тут танкисты угадали.
— Что с лейтенантом?
— Без сознания он. Ранение тяжелое.
Хруст веток, пришлось развернуться и направить оружие влево. Но это оказались свои — первым появился сержант Ковалев, следом еще пара красноармейцев, а позади Горянников.
— Живы? — обрадовался он. — Молодцы! А эти все убиты?
— Обижаешь, командир, — сказал Бесхребетный и пнул связанного, — одного живым взяли.
— Отлично!
Далее, капитан рассказал, как они поняли, что впереди диверсанты. Когда машина стала съезжать в яму, заметили движение Бесхребетного у мотоцикла. Посчитали это сигналом, и Горянников приказал остановиться. Из-за перепада, почти весь ГАЗ-АА оказался скрыт, лишь крыша кабины была видна. Бойцы выскользнули из кузова и выдвинулись по опушке. Там нарвались на засаду, но в перестрелке двоих немцев уничтожили. Попытались достать немцев на той стороне, не преуспели. Тут появились танки…
Появившиеся красноармейцы первым делом попытались всех положить на землю. Но Горянников назвал свое звание и предъявил документы командиру дозора. Затем потребовал санитаров, для раненых и провожатых, чтобы до штаба фронта добраться.
Подогнали ГАЗ-АА. Погрузили раненого Сафонова и связанного диверсанта. «Родной» ТИАЗ оказался разбит, а другой мотоцикл на удивлении цел. В коляску сел Сумароков, за руль Бесхребетный, а позади уместился выделенный ротным сержант для сопровождения.
Туман медленно опадал под восходящим солнцем, чуть клубясь над небольшим прудом и вдоль впадающего в него ручья. Тишина. Щебетанье птиц. На грани слышимости кукушка кому-то года отсчитывает. Часть группы распласталась на гребне у опушки, один на липу влез. Наблюдают.
Матвеево. Не село, а разросшаяся деревня на пару параллельных улиц. Церкви нет, лишь только дом в два этажа в центре. А на карте Матвеево обозначено как село. Врут карты, и наша и немецкая. Судя по немецкой карте в Матвеево должен быть расквартирован саперный батальон. Имеется соответствующее обозначение. Вот группа уже пару часов, с самого рассвета наблюдает за обстановкой. Пока ничего не ясно.
— Может, тут нет немцев? — тихо шепчет Чичерин.
— Может… — тихо отвечает Лукин. — Смотрим еще час, и выдвигаемся.
С опушки видно почти всё. Но двухэтажный дом в центре селения, который определили как правление, стоял боком и был плохо виден из-за деревьев. На коньке правления обвисший флаг. Конкретнее не разобрать, солнце в глаза. Единственный бинокль не помогает. И ветра нет.
— Хоть бы колыхнулся…
— Хоть бы показался кто, — в тон Лукину, сказал Степаненко.
Именно это настораживало. Петухи начали перекличку
Второй час наблюдения и тишина. Никакого движения.
Даже мысль такая появилась — не поработали ли тут коллеги тех, что на заимке были уничтожены.
— Вижу движение! — услышал Лукин восклицание наблюдателя, сидящего на липе, и посмотрел вверх.
— Из правления кто-то на крыльцо вышел, — громко прошептал сержант. — Видно плохо.
Передавать бинокль Тамарину не стал, сам полез на дерево. Угнездился на толстой ветке чуть повыше. Но мешала листва. Нажал ногой на ветку, чтобы открыть обзор, чуть не сверзился.
— Ветку придержи, — сказал капитан сержанту, привстал и поднес бинокль к глазам.
На крыльце стоял мужик. К кепке набекрень, пиджак накинутый на плечи. Стоит, зевая и почесывая выпирающий живот. Хоть кто-то живой. И не один. Мужик кому-то что-то говорит. Значит, кто-то перед крыльцом присутствует. Причем давно, так как улица в этом месте просматривается, но никто по ней не проходил.
Мужик достает из кармана коробочку, вынимает папиросу. Хлопает по карманам штанов, снимает пиджак, шарит там. Затем жестом кого-то подзывает. Подходит другой мужик. На плече винтовка. Часовой? Тогда почему в гражданском? Тот чиркает спичками, дает прикурить, поворачивается. И Лукин замечает повязку на рукаве. Белую. Тут по плечу постучал Тамарин.
— Командир, ветер поднялся.
Лукин и сам ощущал дуновение и поднял бинокль выше. Флаг на коньке затрепыхался. Красный флаг. Неужели в Матвеево наши? — подумал Лукин. И тут полотнище развернуло ветром — в центре стяга в белом круге трепыхалась кракозябра свастики.
Тамарин смачно выругался. Флаг он разглядел. Повязку вряд ли, но белый круг со свастикой в центре заметил.
— Выходит, в Матвеево немцы?
Но Лукин не ответил. Ни одного солдата противника за время наблюдения не замечено, но это не значит, что немцев в селении нет. Раз на карте имеется обозначение саперного батальона, значит так и есть. И не важно, что противника не заметили.
— Спускаемся.
Лукин собрал группу и поведал результаты наблюдения.
— Вопросы или предложения имеются?
Бойцы переглянулись.
— Жетон… — тихо сказал Чичерин.
— Жетон, — кивнул Лукин, и пояснил бойцам:
— Каски немецкие наденем, плащи поверх и в наглую проедем через Матвеево и до наших…
— Стоит использовать прихваченные немецкие кителя, — добавил лейтенант.
— Нужно будет использовать, — кивнул Лукин и задумался, припоминая габариты обер-лейтенанта. При всей своей стати, немец был ниже капитана и плечами поуже, хотя немца вблизи он видел уже мертвым. Но размер явно не его, а лейтенанту-то как раз будет.