Судьбы Серапионов
Шрифт:
«Серапионы» — первая группа, пытающаяся приложить этот метод к прозе. Знаю, академические обыватели усмехнутся — «в свой лагерь записывает». Какие же они «футуристы» — они пишут просто, всем понятно. Что ж, таких однажды, лет пятнадцать тому назад, Бурлюк так напугал, что они до сих пор все «новое» считают «непонятным футуризмом», хотя «футурист» Маяковский яснее и понятнее любого символиста. Нет, никого никуда я не записываю. «Серапионы» не «школа», да и вообще никаких школ теперь нет, а всякие «измы» играют роль фамилий, как, напр., Сапожников, прадедушка которого тачал сапоги и который ныне торгует дынями. Не в манифестах, а в работе «Серапионов» сказался конструктивный метод. Именно:
1. Точный план (сравнить хотя бы с «Голым годом» Пильняка: квадратный километр, на котором размещены столько-то тысяч изограмм, и бескрайная степь с тремя пасущимися коровами).
2. Ясность. — Ясно.
3. Сюжетность. Железный скелет
4. Ощущение материала. Проза — проза. Не аритмичность «Хождения по мукам», не гекзаметром написанные тома, а поиски своего прозаического ритма.
5. Комбинация различных материалов (неудачная, но правильная попытка — «Дэзи» Никитина).
6. Верная «настроенность» по отношению к современности, т. е. приятие Октября не как метафизики, а как перерождение тканей.
Все это, разумеется, в зачаточном состоянии. Засим, частности, т. е., что Слонимский или Никитин, Иванов или Зощенко показали это там-то и там-то. Лучше обождать. Тем паче, что некоторым «Серапионам» грозят опасности. Главная из них та, что вообще грозит всей живой, разумной России — обступившая острова городов деревня. Покончив счастливо с интеллигентской чесоткой, иные «Серапионы» далеко не благополучны по части «милого мужичка». Флиртуя с ним, они забывают, что ему ничего не стоит сглотнуть и сто «Серапионов» вместе с самим Гофманом. Стихия деревни враждебна организованной жизни. «Серапионы» часто, подходя к деревне, не строят ее, а завязают в ней, растворяются. Есенин — прекрасный поэт, но от бесформенности деревенского духа он, роняя превосходные строфы, не может создать цельной поэмы. От тяги к деревне у иных иногда зачатки национализма и неорусофильства, столь враждебных новой, действительно интернациональной по духу литературе. Ведь как легко дойти до «Вот у нас в Коломне…», и тогда останется одно утешение, что т. Воронский скажет: «Ведь теперь и мы оборонцы».
Вторая опасность — литература в ее прежнем ореольном виде. То, что Зощенко не знает, какой партии Гучков, — очень мило (за него вчуже приятно). Но вот если он вообще газет не читает, это много хуже. Современная газета прозаику — учитель, и не менее полезный, нежели Лесков. Я убежден, что новую прозу сделает тот, кто как следует «посягнет» на «великий, чистый русский язык», как новую жизнь делают ныне занимающиеся однородными «посяганиями».
Таковы, например, признаки, благоприятствующие и противные. Первые сильнее выражены, увесистей, — и поэтому «Серапионы» законные баловни новой России. Кроме того, повторяю, пишут они действительно хорошо. А затем, может быть, и они завтра возьмут и бросят писать или критикам назло выпишутся в грядущих Слезкиных. Не в этом дело; тогда придут другие: появление «Серапионовых» — симптом органического перерождения русской прозы. Процесса же остановить нельзя, как бы этого ни жаждали культурные консерваторы из московского «Лирического круга» или отнюдь не культурные «фашисты» из эмигрантского «Веретена».
Наша статья будет неполной, если не отметит влияния Замятина на современную художественную жизнь, его удельного веса. Он несомненно значителен. Достаточно сказать, что Замятин определил во многом характер и направление кружка серапионовых братьев. И хотя серапионы утверждают, что они собрались просто по принципу содружества, что у них и в помине нет единства художественных приемов и, кажется, также они «не имеют отношения к Замятину» — в этом все-таки позволительно усомниться. От Замятина у них словопоклонничество. Увлечение мастерством, формой; по Замятину вещи не пишутся, а делаются. От Замятина стилизация, эксперимент, доведенный до крайности, увлечение сказом, напруженность образов, полу-имажинизм их. От Замятина — подход к революции созерцательный, внешний. Не хочу этим сказать, что отношение их к революции такое же, хотя и здесь замятинский душок у некоторых чувствуется. И если среди серапионов есть течение, что художник, подобно Иегове библейскому, творит для себя, — а такие мнения среди серапионов совсем не случайны — это тоже от Замятина. Может быть тут, впрочем, не столько влияние, сколько совпадение, но совпадение поразительное.
Из молодых беллетристов, выдвинувшихся за последние полтора-два года, Всев. Иванов наиболее решительно и безоговорочно принял Советскую Революционную Россию и выходит это у него просто, молодо, легко, художественно, правдиво и цельно. Он не осматривается по сторонам прицеливающимся,
Всев. Иванов — наглядный аргумент революции. Глубочайший смысл октября — в том, что он выдвинул подлинный демос… Всев. Иванов — один из первых, свежих и крепких ростков после октябрьской советской культуры в области художественного слова. Он кровно связан с «охласом», наполняющим рабфаки, студии, командные курсы академии, университеты и пр. Он — их по происхождению, по прошлому участию в революции, по своему психическому складу и облику… В литературе он тоже не одинок. С ним довольно значительная, с каждым месяцем растущая группа художников слова. Все они — из одного гнезда, от одной матери… Господа Мережковские покинули Россию в мыслях, что она без них пропадом пропадет. — Они только освободили путь свежим и здоровым…
И Зощенко, и Слонимский принадлежат к литературному кружку «Серапионовых братьев». Оба молоды, оба впервые выступают необъемистыми книжками рассказов, оба соприкасаются темами — выросшим из войны и революции бытом.
Сходство можно продолжить и дальше. Несмотря на различие в стиле, технике, в настроении, и Зощенко, и Слонимский в объектив своего творчества вводят по преимуществу маленьких сереньких людей и людишек, для кого война и революция свалились нежданно негаданно, больно ударили, завертели, но не смогли захватить их крепко, вовсю. Особенно это касается персонажа Зощенко… Зощенко идет от Лескова и Гоголя. Это — хорошие учителя. Следует, однако, заметить следующее. Тема и Синебрюховых очень своевременна. Только нужно уметь по-настоящему связать ее с нашей эпохой, а для этого требуется, в первую голову, художественное проникновение в ее существо, в ее сердце. Иначе будут получаться либо недоговоренности и неопределенности, либо безделушки и бонбоньерки, либо прямо контрреволюционные вещи. У Зощенко есть неопределенность….
М. Зощенко одарен. Субъективно он близок к нам большевикам, он молод… Следует поэтому относиться к нему внимательней и строже. А в какой партии Гучков, все-таки знать следует, а то может получиться неприятность, горшая во сто крат, чем от предложения подняться на вершины…
В значительной мере то же нужно сказать и о Слонимском…. Печать большой усталости лежит на вещах Слонимского… Светлых, радостных красок, творящего начала писатель как будто не видит. Тоже не с вершин смотрит, а в низинах находится. Решительно следует высказаться против того остранения сюжета, к которому сплошь и рядом прибегает писатель…
Серапионовы братья это молодежь, которая живет еще выводком. Кой-кто из них не через литературу подошел к революции, а из революции выдвинулся в литературу. Именно потому, что краткую свою родословную они ведут от революции, у них, по крайней мере у некоторых, есть как бы внутренняя потребность отодвинуться от революции и обеспечить от ее общественных притязаний свободу своего творчества. Они как бы впервые почувствовали, что искусство имеет свои права. Художник Давид (у Н. Тихонова) увековечивает наряду с Маратом также и «руку убийцы патриота». Зачем? «Но так хорош блеск кисти до локтя, темно-вишневой густотой обрызган». Серапионы нередко отодвигаются от революции, вообще от современности, иногда даже от человека, пишут дрезденских студентов, библейских евреев, тигриц и собак. Все это производит пока впечатление поисков, этюдов, подготовки. Они всасывают в себя литературно-технические достижения дореволюционных школ, без чего вообще не может быть движения вперед. Общий их тон реалистический, но пока еще не сложившийся. Индивидуально оценивать серапионовых братьев рано — по крайней мере в рамках этой работы. В целом они наряду с со многими другими признаками знаменуют возрождение литературы — после трагического провала — на новых исторических основах. Почему мы относим их к попутчикам? Потому что они связаны с революцией; потому что эта связь еще очень бесформенна; потому что они еще очень молоды, и ничего определенного нельзя сказать об их завтрашнем дне.