Судьбы
Шрифт:
Он сам сказал, что он — ее счастье. Счастьем не разбрасываются, и от него не отказываются.
И она стерпела, все стерпела. И показ маечек и трусиков, которые бабушка пошлет внучке, и про то, как она похожа на ее сына. И то, что она считает скоропалительные отношения обреченными на провал. И про то, что у Саши до женитьбы была очень хорошая женщина, но она не рожала, и он ее оставил, но с Натальей Викторовной они до сих пор дружат.
Саша весь вечер молчал, просто молчал. Он не сказал матери ни единого слова, не прервал ее речь, только периодически смотрел на нее с осуждением
Когда, наконец, вечер закончился, то они взяли собаку, радостно прыгающую рядом с хозяином, и пошли домой.
Вере было настолько тошно, что расспрашивать Сашу ни о чем не хотелось. Хотелось понять себя в первую очередь и осознать, чего она ждет от этих отношений и что хочет в своей жизни. И еще он ей нравился…
Нет, не просто нравился — а совсем, так, что стал ее частичкой и влез в самую душу.
Значит, надо договориться сначала с собой, а потом уже раскрывать рот для вопросов.
Вот и шла она молча.
Они остановились в парке, он спустил с поводка пса, и тот утек в неизвестном направлении. Саша сел с ней на лавочку.
— Вера, я предупреждал, что мама у меня не подарок.
— А ты подарок? Ты же счастьем назывался.
— Так я и есть счастье. Ты что, сомневаешься?
— Что-то сомневаюсь. А для жены ты тоже счастьем был? А для той другой, которая была раньше?
— Нет, Верочка, я счастье только твое, а для них я недооцененное счастье, или несчастье. Для Лиды, так точно несчастье. Я расскажу тебе. Но… Даже если расскажу, ты узнаешь только мою версию, а она будет однобокой и неполной. Потому что я могу передать только свои ощущения, свои чувства и свои разочарования. То есть полной картины у тебя все равно не сложится.
— Ты прав, я не узнаю полной картины. Но так хочется…
— Что хочется? Понять, что ты не ошибаешься, что не наступаешь на те же грабли, что и раньше? Вот что ты хочешь понять? Ты ж научный сотрудник, сформулируй.
— Я хочу узнать степень твоей надежности.
— Только в процессе эксплуатации. Я ответил?
— Так, что дальше?
— Жизнь, совместная. Я повторюсь, будем учиться жить вместе. Я пробовал, знаю, где ошибался, Ты не пыталась. Для тебя все ново. Потому многое прощаю.
— Ты женишься на мне?
— Да, Вера! Обязательно. Я не стану позорить тебя и твою семью.
Она просто выдохнула и встала с лавочки.
— Пойдем домой.
— Пойдем. Только просьба, озвучивай, пожалуйста, свои мысли. Я еще не научился их читать.
Он свистнул, и пес возник как из ниоткуда. Его взяли на поводок и повели в его новый дом.
====== Просто случай ======
Она шла домой после суток. Да, после суток. И у них бывали сутки: два раза в месяц два бесплатных дежурства. Остальные — платные, если хочешь — бери. Но она не любила и не брала. Хватало двух в месяц. Ничего сложного в дежурствах по сути и не было. Сделать обход в девять в двух отделениях дерматологии и одном венерологии, и все. Ну, назначения, если кому экстренно, а так все, на том обязанности дежурного врача заканчивались. Тяжелые больные встречались только в дерматологии. А у них в венерологии разве что сифилис давал скачки температуры, так и ее сбивать не нужно, если она в разумных
А потом можно было заниматься своими делами или идти спать. Только комната дежурного врача располагалась очень интересно — за семью запорами. Это не шутка, это правда. Сначала двери физиотерапии закрывались на два замка ключами, потом по коридору до комнаты дежурного врача: там дверь тоже запиралась на два замка и на крючок. И дверь из нее на балкон (второй этаж все-таки) тоже на два замка. Вот под такой надежной замковой защитой мог спокойно спать доктор.
Вера постелила себе часов в одиннадцать, разделась и легла. Уснула сразу, будильник завела на пять. С пяти она успеет привести себя в порядок. А в отделениях спокойно.
Проснулась от жуткого ощущения, что на нее кто-то смотрит. Раскрыла глаза и увидела над собой темный мужской силуэт. Как ей показалось, просто неимоверных размеров. И он смотрел на нее, практически голую под простынею.
Вот эту самую простынь захотелось натянуть так, чтобы исчезнуть под ней. Страх был неимоверный. Чего ждать от ночного посетителя, она и представить себе не могла. Зубы застучали, и из-под простыни раздалось: «У-у-у-у-у!!!».
И это под стук зубов.
Мужчина рассмеялся и ушел через балкон. Вера только услышала его матерок, видимо, не совсем удачно со второго этажа спрыгнул.
А вошел-то как? Сейчас дверь на балкон осталась открытой, но и в комнату дежурного врача она тоже была открыта. Оделась она моментом и побежала в свою ординаторскую, затем в мужскую палату, тоже свою. Она их лечащий врач, ее они не обидят. Разбудила Графа (это была и кличка его, и фамилия) и поведала ему все как есть.
Оставшуюся ночь он провел с ней в ординаторской и все рассказывал, где и за что сидел. Что на зону больше не пойдет, что отошел от дел. И еще сообщил Вере, что замки, которые она считала надежными, в принципе, и замками-то не считаются, так, игрушки, для очистки совести. А потом пообещал, что не тронет ее никогда и никто, потому что она своя и под его, Графа, защитой. Странно, но Вере стало легче, она поверила.
Так проговорили до самого утра.
А утром на планерке Вера все доложила. А как не доложить?! Кто его знает, кто это был и что в следующий раз учудит.
Даулет Абдрахманович долго ее подкалывал, что защиту она побежала просить у вора в законе. Конечно, она теперь под самой надежной защитой криминального авторитета! Не в милицию же обращаться.
А Олег расстроился и все говорил, что отделалась Вера легким испугом. Он даже за нее и массажи сделал всем ее больным, кому надо было и уретроскопию, тому же Графу.
Да и домой Веру отпустили пораньше.
Пришла, а дома Саша. И не один Саша, а еще мужчина присутствует. Мясом тушенным пахнет. Саша обрадовался, искренне так:
— Хорошо, что пришла, Верочка. А я не ждал тебя рано так. Тут друг мой зашел, пошли знакомиться.
Детина, сидящий на кухне, произвел на Веру впечатление — шкаф, не иначе. Причем Вера узнала в нем молодого хирурга, с которым была знакома во время практики после первого курса. Только тогда он был раза в три тоньше.
— Виктор, если не ошибаюсь?!