Судебные речи известных русских юристов
Шрифт:
Отсюда ясно, что точное определение преднамеренности всякого преступления обусловливается полнейшей гармонией во всех действиях обвиняемого, то есть необходимо, чтобы действия эти следовали одно за другим в том порядке, какой соответствует умыслу и намерению.
Постараемся пояснить нашу мысль примером. Если лицо А., желая из мести или по какой-либо иной причине, поджечь здание, принадлежащее лицу Б., сначала об этом ему угрожает словесно или письменно, а затем несколько времени спустя покупает паклю и керосин и совершает поджог, то правосудие, несомненно, будет иметь перед собой в таком деле предумышленное преступление, то есть деяние, заранее и сознательно обдуманное как по отношению к цели, так и его последствиям.
Одно простое сопоставление приведенных мной доводов и соображений, определяющих понятие
Итак, господа присяжные заседатели, вам известны все обстоятельства дела, другими словами, вы ознакомились со средствами и целью защиты. Речь моя приходит к концу... Да позволено мне будет заключить ее вопросом: кого же вам приходится осуждать по настоящему делу, при условиях, только что мной описанных? Ту, которая из трех действующих лиц менее виновна и которую можно только упрекнуть в сильной и бескорыстной привязанности, в желании основать свою, хотя и незаконную, семью, свой домашний очаг, служить для детей, непризнаваемых законом, примером, одним словом -- в желании всего того, что предписывается божескими и человеческими законами?! Но я глубоко убежден, что между вами не найдется ни одного человека, который после всего слышанного и виденного здесь на суде решился бы бросить камнем в подсудимую: "Она много любила и многое простится ей!".
И в самом деле, обвиняемая достаточно наказана за свое увлечение, будучи лишена одновременно чести, надежды, а следовательно, и будущности! Но при такой утрате всего, что уже для нее невозвратимо, я полагаю, она вправе ожидать от вас, присяжные заседатели, хотя бы того, что еще во власти вашей, а именно -- возвращения отсюда к своим детям, которые еще нуждаются в ее попечении...
Подобным приговором своим вы, несомненно, создадите принципиально такую нравственную силу, перед которой должны будут преклоняться все линевичи, признающие за собой право безнаказанно бесчестить и покидать на произвол судьбы увлекаемых ими женщин!
Упоминая о Линевиче, невольно приходит на память замечание одного знаменитого французского мыслителя конца XVII столетия (Фонтенеля): "Надо, -- говорит он, -- прежде всего исчерпать заблуждения, чтобы дойти до истины". Кто может отрицать, что ввиду вашего будущего, с нетерпением ожидаемого приговора эту истину постигнет и сам Линевич и что связь с Михневой будет его последним заблуждением, после которого он не замедлит огласить свой брак с подсудимой и тем, хотя отчасти, загладит прошлый поступок, которому, к сожалению, как я уже заметил, отведено в нашем Уложении о наказаниях слишком скромное место...
Решением присяжных подсудимая Мария Левенштейн была оправдана.
Дело Левицкого и других
9 октября 1865 г. в одной из ссудных касс Петербурга был обнаружен ряд подделанных билетов. Подозрение в подделке билетов пало на группу лиц, в том числе Янушевича и Шебалину.
Проведенным расследованием были выявлены на квартирах указанных лиц необходимые принадлежности для подделки денежных документов и признаки подделки нескольких билетов, обнаруженных здесь же. Уличенные фактами обвиняемые признались в том, что действительно в виде промысла занимались подделкой билетов ссудной кассы, что и составляло основной источник их дохода. Однако Янушевич заявил, что, хотя последнее время подделка проводилась на квартире Шебалиной, последняя ничего об этом не знала и не подозревала незаконности подобной деятельности. Шебалина на предварительном следствии отвергла это заявление Янушевича и объявила себя соучастницей этого преступного
Господа присяжные заседатели! Когда подсудимой Шебалиной в прошлом 1868 году был вручен обвинительный акт, значение которого я принужден был прежде всего разъяснить ей, так как она не понимала своего ужасного положения и силу этого столь важного документа, и когда назначенное заседание было отложено за смертью некоторых прикосновенных к тому же делу лиц, то в ней появилось единственное опасение не столько за свою участь, сколько за то обстоятельство, что. вследствие жестокой и довольно опасной хронической болезни, она не переживет минуты, когда представши перед вами, судьями по совести, глубоко убежденная в своей невиновности, услышит, наконец, тот справедливый приговор, который навсегда прекратит ее нравственные страдания, как, женщины, преследуемой напрасным подозрением в течение почти трех лет...
И в самом деле, независимо от доказательств невиновности Шебалиной, которые я не замедлю представить вам, одна уже внешняя обстановка настоящего процесса, одно присутствие этого молодого существа среди лиц, девизом которых оказывается, по-видимому, бесконечная борьба с законом и общественной безопасностью, невольно наталкивает на вопрос: каким же бурным житей" ским потоком, не давшим подсудимой очнуться, заставшим ее врасплох, она занесена в этот омут полнейшего нравственного растления! Напрасно мы будем искать ответа на возбужденный вопрос в результатах предварительного или судебного следствий, ни одного серьезного факта, сколько-нибудь связывающего личность Шебалиной с делом о подделке билетов ссудной казны, не представляют они. И потому прокурорскому надзору, желающему быть верным своему официальному призванию, приходится довольствоваться в своей обвинительной речи каким-то мнимым сознанием, учиненным подсудимой при полицейском дознании, сознанием, от которого подсудимая отказалась как у следователя, так и на суде и которое вовсе не подтверждается обстоятельствами дела. Вот почему я сосредоточу свое исключительное внимание на том главнейшем доводе обвинения, доказавши несостоятельность которого, мне будет легче обнаружить ничтожность остальных. Но, преследуя свою цель, я не ограничусь простым сопоставлением сознания с парализующими его обстоятельствами дела, нет, а пойду далее и постараюсь добраться до самого источника такого сознания, который заключается, по моему мнению, в личности Шебалиной и в отношениях ее к умершему подсудимому Янушевичу.
Говоря о личности, сведения о которой мною почерпнуты из находящегося у меня автобиографического очерка обвиняемой, и не желая утомлять внимания вашего, постараюсь несколькими словами охарактеризовать ту, над которой вам приходится произнести приговор, и начну с ее детства, которое столь же грустно и безотрадно, как и отрочество, и юность.
Трех лет от рождения, лишившись отца и матери, Шебалина была помещена в Николаевский сиротский институт, где получила то воспитание, которым славятся все женские закрытые учебные заведения вообще.
Полнейшее незнание жизни, детское, почти слепое доверие к людям, бесконечная мечтательность -- вот прерогативы этого воспитания и начало всех последующих несчастий питомиц, для которых действительность оказывается новой, неведомой доселе жизнью, а потому первое ее впечатление бывает ужасно. Так было и в данном случае.
Выпущенная из института в 1864 году, 16 лет, подсудимая поступила гувернанткой в семейство какого-то чиновника, но прожила в этой семье три месяца и затем поспешила удалиться вследствие нанесенного ей главой семьи оскорбления, свойство которого она не решилась разъяснить вам, но вы, надеюсь, предугадываете его..