Судебные уставы Российской империи (в сфере гражданской юрисдикции)
Шрифт:
Но на самом деле это было настоящей революцией, потому что в недрах абсолютизма был заложен один из краеугольных камней абсолютно новой политической системы, основанной на принципе разделения властей. Возможно, именно эту грядущую смерть абсолютизма предчувствовали противники реформы, которые главным резоном для своей критики называли несоответствие новой судебной организации государственному строю империи.
Тот факт, что демократические судебные органы существенным образом опередили в своем развитии парламентские институты, оказался исключительно позитивным для нашей страны, поскольку это обстоятельство создавало
Таким образом, в судебной первооснове российского конституционализма заключается российская историческая специфика, которая, кстати, снова проявила себя совсем недавно – в середине 1990-х годов, когда главным источником благоприятных правовых условий для становления новой российской государственности и новой российской экономики стал отнюдь не парламент, а Конституционный Суд Российской Федерации.
История в 1991–1993 гг. подсказала и показала, что двигаться в правильном направлении возможно, только опираясь на опыт и потенциал той Великой судебной реформы. Идеи реформы нашли свое отражение в Конституции. И вновь особую роль сыграла судебная власть, на этот раз в лице Конституционного Суда, который стал, по сути, локомотивом и «юридической лабораторией» конституционных преобразований.
На мой взгляд, такое почти буквальное повторение истории – это уже не случайность, а подлинная закономерность и своего рода подсказка для действующих политиков.
И сама судебная реформа 1864 г., и последующие события дают нам огромное количество фактов, которые доказывают, что судебная система является той самой «активной энергетической точкой», правильное воздействие на которую гарантированно приводит к оздоровлению и нормализации всей общественно-политической и экономической жизни. Сравнительный анализ показывает наличие прямой зависимости между повышением качества судебной власти и благоприятными переменами во власти представительной. Эффективная работа судов не только ведет к совершенствованию и активизации законодательной деятельности, но также обеспечивает ее настройку на реальные потребности государства, общества и человека, включая потребности развития экономики.
Чтоб не быть голословным, продолжу уже упомянутый пример из недавнего прошлого. Все помнят, что во второй половине 1990-х годов Государственная Дума, избранная на самом пике либерализации законодательства о партиях, оказалась политически расколотой, а потому почти неработоспособной. В результате в течение многих лет не принимались самые необходимые законы в области государственного устройства, федерализма, избирательного права, защиты прав и свобод граждан, создания благоприятных условий для новой экономики, регулирования вопросов приватизации, банковской сферы и т. д.
На протяжении ряда лет после вступления в силу новой российской Конституции оппозиционная по своему составу Государственная Дума тормозила принятие большого числа федеральных законов, абсолютно необходимых для создания институтов рыночной экономики и преодоления кризиса. Политические турбулентности «эпохи перемен» и целый комплекс взаимно усиливающих друг друга социально-экономических проблем затягивали процесс реализации конституционной модели экономики на практике, делая его внутренне противоречивым
На мой взгляд, такое промедление с созданием правовых основ новой экономики могло быть и преднамеренным, поскольку вело к растягиванию периода социально-экономических трудностей для населения. Возможно, что в действиях парламентской оппозиции была своя логика, надежда на то, что социальное недовольство поможет ей изменить соотношение политических сил в свою пользу и взять в свои руки «командные высоты» управления страной.
В таких условиях именно Конституционный Суд, являясь частью судебной системы, взял на себя две важнейшие миссии.
Во-первых, в ситуациях, когда парламентарии затягивали принятие законодательных решений по важнейшим вопросам, Конституционный Суд фактически брал на себя нормотворческие функции. Своими решениями он не просто заполнял правовые пробелы, но закреплял должные принципы и правовые механизмы, которые затем становились несущими конструкциями соответствующих отраслей законодательства. То есть Конституционный Суд стал не просто своего рода пожарной командой, но прежде всего архитектором правовой системы новой России.
В качестве яркой иллюстрации можно привести налоговое законодательство. Основные конституционные принципы налогообложения, обязательные элементы налогообложения (т. е. юридического состава вводимого налогового обязательства), без формализации которых в законе обязанность по уплате налога не возникает, и даже само определение понятия налога были сформулированы не законодателем, а Конституционным Судом и только потом из его решений переписаны в Налоговый кодекс.
Важно отметить, что Конституционный Суд взял на себя миссию непосредственной реализации конституционной модели федеративных отношений. Именно Конституционный Суд взял на себя функции детальной регламентации спорных вопросов распределения полномочий между субъектами Федерации.
Кроме того, 30 апреля 1996 г. Конституционный Суд «узаконил» право Президента в условиях отсутствия федерального закона принимать указы, имеющие силу закона.
В итоге Конституционный Суд выполнил задачу своеобразного «принуждения» депутатов к должному законотворчеству.
Возвращаясь к вопросу о закономерности судебной реформы 1864 г., я хотел бы отметить, что реформа оказалась созвучна не только западным идеям Просвещения, но прежде всего глубинным российским культурным кодам, благодаря чему ее идеалы и принципы неоднократно восстанавливались после череды контрреформ. Причем восстанавливались фактически в первозданном виде. Несомненно, этот удивительный феномен стал следствием того, что общечеловеческие стандарты правосудия, так емко выраженные в словах Указа 20 ноября 1864 г. – «суд скорый, правый, милостивый и равный для всех», – были востребованы всеми слоями российского общества.
Вот почему на протяжении полутора веков идея Русской Фемиды, провозглашенная в 1864 г., продолжала быть путеводной звездой на историческом горизонте нашей страны. Свидетельства тому – три попытки перезапуска судебной реформы, имевшие место в XX в.
Как известно, первая – и самая впечатляющая – контрреформа имела место в 1870–1890-х гг. и носила отчасти вынужденный характер, поскольку была предпринята в ответ на мощное и скоординированное политическое давление непримиримой легальной и нелегальной антимонархической оппозиции.