Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока
Шрифт:
Вышинский.Почему вы не отказались от этого преступного плана?
Плетнев.Были угрозы со стороны Ягоды по моему адресу.
Вышинский.Почему вы придавали серьезное значение угрозам Ягоды?
Плетнев.Все-таки это был нарком внутренних дел.
Вышинский.Ну а когда он перестал быть наркомом, что вас тогда удерживало от того, чтобы явиться в надлежащие органы и выполнить свой долг гражданина?
Плетнев.Я считал вопрос законченным и умершим.
Вышинский.Умершими
Плетнев.Теперь я вижу, что он жив.
Вышинский.Вы боялись Ягоды, когда он был руководителем НКВД. Но ведь был такой момент, который длился не день и не месяц, когда Ягода никакой опасности для вас не представлял, когда его сняли с работы в НКВД.
Плетнев.Я думал, что с кошмаром покончено...
Вышинский.Что концы в воду, что никто ничего не знает?
Плетнев.Да.
Вышинский.И что вы попрежнему можете фигурировать, как медицинское светило, будучи в действительности «светилом» бандитского мира. Это так?
Плетнев.Да.
Председательствующий.У защиты есть вопросы?
Защитник Коммодов.В ваших показаниях, подсудимый Плетнев, есть место, где вы говорите, что при разговоре с Ягодой, когда вы стали возражать, он вам заявил: предложение дано не для дискуссии, а для проведения а жизнь. Было такое место?
Плетнев.Да.
Коммодов.Был ли случай при свидании с Ягодой, что Ягода сказал, что против вас имеется компрометирующий материал?
Плетнев.Он мне его не показал, но он говорил об этом.
Вышинский (к Плетневу). А вы не спрашивали, какой же это материал?
Плетнев.Нет, не спрашивал.
Вышинский.А может быть и материала не было?
Плетнев.С моей точки зрения? Я до сих пор не знаю.
Вышинский.Если бы вы были серьезным человеком, вы должны были бы спросить, какой материал.
Плетнев.Я этого не спросил. Но мое кадетское прошлое...
Вышинский.Кадетское прошлое не у вас одного. Что же тогда вас испугало?
Плетнев.Общая ситуация.
Коммодов.Вы могли думать, что органы государственной безопасности знают о ваших антисоветских настроениях?
Плетнев.Раз они у меня были, следовательно, было и основание для такого предположения.
Коммодов.Ваши антисоветские настроения сами по себе могли бы толкнуть вас на совершение преступления в вашей работе, если бы не было указаний Ягоды?
Плетнев.Ни в коем случае.
Коммодов.Сколько лет вы занимаетесь врачебной деятельностью?
Плетнев.40 лет.
Коммодов.Эти 40 лет вы провели в качестве практикующего врача или занимались
Плетнев.Я был практикующим врачом, был педагогом, вел научно-исследовательскую работу и был редактором одного из руководящих медицинских журналов в СССР.
Коммодов.У вас имеются научные работы?
Плетнев.У меня имеется целый ряд работ.
Коммодов.Больше вопросов нет.
Вышинский (к Плетневу). Сколько вы сказали у вас лет вашего врачебного стажа?
Плетнев.40.
Вышинский.Вы считаете безупречным этот стаж?
Плетнев.Да, я считаю.
Вышинский.Вы считаете, что тот приговор, который имеется по хорошо вам известному делу о насилии, учиненном вами над пациенткой, есть момент, позорный для вашей деятельности?
Плетнев.Приговор, да...
Вышинский.Приговор порочит вашу деятельность или нет?
Плетнев.Порочит.
Вышинский.Значит, за 40 лет были порочащие моменты?
Плетнев.Да.
Вышинский.Больше вопросов нет.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО КАЗАКОВА
Председательствующий.Подсудимый Казаков, вы подтверждаете ваши показания на предварительном следствии?
Казаков.Подтверждаю.
Председательствующий.Расскажите суду о вашей преступной деятельности.
Казаков.Мои преступления связаны, в частности, с убийством Вячеслава Рудольфовича Менжинского. Мое отношение к Менжинскому разделяется на два периода. Первый период — до ноября 1933 года, когда я правильно лечил его и добился определенных результатов. Второй период — когда я применял неправильный метод лечения. Это было после встречи с Левиным и после встречи с Ягодой. Менжинский до моей встречи с ним был в тяжелом состоянии и около 6 или 7 месяцев не вставал с постели. Я был приглашен к тяжело больному. У него было наличие грудной жабы и одновременно бронхиальная астма.
Электрокардиограмма показывала наличие тромбозов одной из ветвей венечных артерий.
После моего лечения в апреле 1932 года Вячеслав Рудольфович встал и приступил к работе.
5 марта 1933 года я был снова приглашен к Менжинскому и застал его в тяжелом состоянии: после перенесенного гриппа у него был хронио-сепсис. Припадки астмы сменялись припадками жабы. Мы тогда разошлись с доктором Левиным по поводу оценки его состояния. И я был отстранен от лечения Менжинского. С Левиным мы встретились в мае. Он высказал мне некоторое сочувствие по поводу отрицательного отношения ко мне группы врачей, с которыми я вел научную борьбу, и сказал, что зря я вожусь с Менжинским, что толку из этого никакого не будет и на нем карьеры себе сделать невозможно. Потом он сказал: «Ну, как-нибудь в другой раз поговорим».