Судный четверг
Шрифт:
«Что за люди? Солдаты, похоже, новые штрафники из трибуналов… На лицах ожоги, значит, многие из фронтовиков… А ты заметил, взводный, что последнее время уголовных в батальон почти не присылают, только солдаты, сержанты и разжалованные офицеры? Одни армейцы, никаких урок, ни даже политических, почти нормальная войсковая часть… И что бы это могло означать?»
Уголовных в батальоне действительно почти не осталось, это я тоже заметил. Новые партии из мест заключения не присылали, а прежние выкосило еще на Тайге, вояки из блатных, как известно, аховые.
В очередной раз задумавшись, я во всеуслышание
Игла в информированности черта не усомнилась и, в свою очередь, выдвинула сразу два предположения — либо всех урок уже перестреляли, и больше эту сволочь брать неоткуда, либо командование готовит батальону большой и толстый кабздец в виде какой-нибудь особой миссии.
Я возразил, что для особых миссий есть рейнджеры и коммандос. А сволочь неисчерпаема и разводится из ничего, как метровые поганки рядом с забытым на опушке реактором. «Возможно, причина в другом?» — предположил я. Ходят слухи, что штрафбаты хотят приравнять к обычным воинским подразделениям, вот и решили предварительно почистить ряды. Может такое быть?
Игла согласилась, что быть может все, ибо пути Господни не просто неисповедимы, но и откровенно запутаны. Старик, судя по всему, и сам в них давно заблудился, бродит теперь с потерянными глазами. И аминь на том, если это его утешит! Но кабздец — больше похоже на правду. «Так устроена эта гребаная жизнь, командир, — ни на что другое рассчитывать не приходится, кроме как на очередную жопу».
Мы оба согласились с этим жизнеутверждающим выводом, докурили, закончили импровизированное совещание и метнули окурки за забор, в ту же безбрежность пустыни. Гореть в пустыне все равно нечему. А даже если найдется — гори оно все синим пламенем, лично я не против.
Игла, надышавшись песчаным ветром пополам с табаком, отправилась обратно на кухню, а я решил глянуть на пополнение.
Место базирования любой штрафчасти выглядит примерно одинаково. Забор с вышками и приржавевшим орнаментом из колючей проволоки, бетонные плиты покрытия, длинные полукруглые ангары, приземистые казармы, тускло вытаращившиеся рядом подслеповатых окон. Все пусто, голо и разлиновано, как в учебнике геометрии. Сочетание минимализма концлагеря и незатейливости военного городка. Из местных особенностей — серое плотное небо над головой, желто-серые отливы бескрайних барханов за забором и монотонное завывание ветра. Звездно-полосатое пластиковое знамя на флагштоке уже взбесилось от постоянных ветров. Дыра дырой, словом.
От обычной воинской части штрафподразделение в первую очередь отличает подчеркнутое безлюдье на территории. Потому как по уставу внутреннего распорядка «передвижение военнослужащих штрафного состава по территории части вне строя или без присутствия офицера-воспитателя строго запрещено».
Нет, передвигаться, конечно, можно. Просто следует помнить два золотых правила. Во-первых, фланирующая персона должна быть собрана, озабочена и деловита, хотя бы как министр финансов на очередной пресс-конференции по коррупции в высших эшелонах власти. Во-вторых, должна четко и без запинок отвечать на вопросы: куда его несет, за каким дьяволом, и какого лешего он здесь болтается, вместо того чтобы
Таким образом, я заранее определил для себя, что иду искать второго лейтенанта Градника, доложить ему о пятидесяти процентах выполненной работы. Максимум, что грозит мне, нарвавшемуся с такой отговоркой на кого-нибудь из «оводов», — что меня сочтут усердствующим идиотом и пошлют обратно во взвод. Или, вероятнее, куда подальше. Можно наткнуться на самого Градника, но для него любое усердие — бальзам по сердцу, он как раз не найдет в этом ничего странного.
Изображая министра в серой штрафной робе (а что, самая продуктивная идея в смысле борьбы с коррупцией!), я пересек территорию ангаров, обогнул казарму и вышел к главному плацу.
Все тот же ветер, песок, секущий лицо, бледное горячее солнце сквозь тусклую дымку. И строй новоприбывших на голом плацу.
Да, Игла оказалась права. На ломаную расхлябанность уголовных совсем не похоже, унылой растерянности «политиков» в новичках тоже не чувствовалось. Солдаты. Многие из фронтовиков, сразу видно по лицам. Ожоги и рубцы десанта, буро-кирпичный загар палубной пехоты флота, капиллярные сетки и сиреневые узлы лопнувших сосудов ракетчиков, кожа которых не выдерживает постоянные смены давления вокруг установок. Сухощавые танкисты, мускулистые коммандос, техники и лазерщики с орбитальных станций и крепостей, одутловатые от долгой пониженной гравитации, — разные лица всех цветов кожи, пола и возраста. Всех объединяло одно — это были профессионалы, люди, привыкшие выживать на войне и знающие, как это делать.
Хорошее пополнение! — сразу определил я. Этим ребятам не нужно будет объяснять, что пуля из «эмки» вылетает со стороны ствола, а не приклада, что наводить оружие надо через перекрестье прицела и что в жерло гранатомета лучше не заглядывать в момент выстрела. Даже если очень хочется посмотреть, как оттуда птичкой выпорхнет граната.
Помню, когда я впервые появился в батальоне, здесь правили бал абсолютные урки, а порядки были, как в лагерных бараках в отсутствие надзирателей.
Права Иголочка, «Мститель» все больше становится похож на обычную войсковую часть, согласился я. Только к чему бы это?
А потом я заметил Кривого. Даже в этом твердом, правильном строю ветеранов, уравненных серыми робами без знаков различий, Вадик выделялся. В первую очередь — шалым, цепким взглядом, всегда словно прицеливающимся в окружающих.
Он тоже заметил, как я маячил в отдалении на плацу. Узнал. Кивнул чуть заметно. Без удивления, Кривой никогда не удивлялся, словно когда-то побился об заклад ничему на свете не удивляться. Только щурил нахальные серые глазки, такая манера. Его обычная манера, всегда бесившая любое начальство.
Подойти ближе я не мог. Наоборот, пришлось тут же откочевать подальше. Перед строем, как обычно, расхаживал комбат Исаак Диц, с удовольствием хлестал кого-то по роже и обстоятельно информировал о том, что военнослужащие штрафных подразделений — это не просто говно, а говно собачье. Прибывшие должны это уяснить в своей тупой башке крепко-накрепко и вести себя, соответственно, тише воды, иначе он, майор Диц, не ручается за свои нервы. А когда он не ручается за свои нервы — штрафной сволочи лучше сразу сдохнуть, без боли и без конвульсий.