Судный день

Ауст Курт

Священник молча бросил на Томаса взгляд, в котором читалось поражение, но и готовность к новой битве. Затем Якоб выпрямился, коротко кивнул профессору, будто говоря: “Сдаюсь, оставь меня в покое”, – и вновь углубился в Священное Писание. Томас вздохнул и обратился к остальным:

– Надеюсь, ни у кого не осталось возражений и вопрос можно считать исчерпанным? – Ответом ему стало потрескивание дров в камине и ровное мерное тиканье часов.

Внезапно Томас расплылся в широкой дружеской улыбке и всплеснул руками:

– А сейчас пусть каждый займет место за столом. Наши любезные хозяева, как того требует обычай, окажут нам честь и займут места во главе стола, а вы, достопочтенный пастор, – и Томас приобнял священника, как обнимают престарелого

дедушку, чтобы тот не упал, – вы должны почтить меня честью сидеть возле вас. Тогда нам представится прекрасная возможность обменяться мнениями обо всем на свете. Беседа с таким образованным господином, как вы с вашими обдуманными и вескими суждениями, доставит истинную радость человеку более молодому, который находится в вечных поисках жизненного смысла.

Так профессор говорил, пока все мы не уселись за стол, и вскоре наши бокалы и желудки наполнились пивом и вином, а госпожа Хамборк с Марией внесли миски и блюда с едой, от одного вида которых у всех потекли слюнки.

Томас незаметно махнул мне рукой, и я занял место напротив нищенки – он, видимо, полагал, что сможет таким образом защитить ее. С двух концов стола сели хозяева. По одну руку от хозяина сидел священник, а по другую – Мария. Места между мной и Марией достались плотнику и Альберту. С нашей стороны было тесновато, однако, когда за столом сидел Томас Буберг, иначе и быть не могло. Его corpus giganteum [11] занимало место, которого хватило бы на двоих – во всяком случае, когда он в пылу беседы случайно взмахивал руками.

11

Гигантское тело ( лат.).

Когда блюда были расставлены на столе, хозяйка села за стол возле меня. Щеки у нее раскраснелись – причиной тому была наконец-то воцарившаяся в трактире торжественная атмосфера и, как я догадался, пара глотков вина.

Гости разобрали белый хлеб, намазали его маслом и сверху положили курятину, а затем дошла очередь и до миски с вязким золотисто-коричневым соусом, которым полагалось полить курицу. Хозяйка потянула меня за руку.

– Если положить сверху кусочек масла, то вкус получится самый пикантный, – сказала она и шаловливо хихикнула, будто девчонка.

Я послушно положил сверху кусочек масла и, с предвкушением дожидавшись, когда масло растает, принялся за еду. Сдобренное тертым хреном и пряностями мясо восхитительно пахло, а рот наполнился удивительным вкусом, так что на какой-то миг я позабыл об убийстве и злодее.

– Вы воистину сотворили с этим ужином чудо, – сказал я, поднимая бокал в честь хозяйки.

Нищенка удивленно посмотрела на меня. Подняв в ответ свой бокал, хозяйка довольно кивнула.

– Вы добавили миндаль? – поинтересовался я, пережевывая мясо. Хозяйка визгливо рассмеялась и во всех подробностях поведала рецепт, а я мысленно поблагодарил Томаса за уроки такой непростой науки, как застольные беседы.

Гости непринужденно болтали, время от времени прерываясь ради наслаждения вкусной едой, и тогда беседа сменялась чавканьем и причмокиванием. Мы выпили за хозяев, а в ответ хозяин предложил поднять бокалы за Томаса Буберга, за чей счет был устроен весь этот пир. Просияв, Томас отмахнулся ножом и ложкой.

– Госпожа фон Хамборк…

– Зовите меня Гертой! – заливисто рассмеялась трактирщица, отхлебывая вино.

– Госпожа Герта, вы – настоящий ангел кулинарии! Вам с Марией удалось сотворить чудо, обойдясь лишь самым простым! Я с истинным удовольствием расскажу о вашем постоялом дворе друзьям и коллегам. Подумать только – в обычном сельском трактире мы едим прекрасными серебряными приборами, а напротив нас стоят достойные аристократа канделябры! Неужели подобное возможно? – И профессор вопросительно взглянул на хозяина.

Мы ждали ответа, но фон Хамборк тщательно вытирал рот салфеткой.

Я понял, что объяснение нас ждет обстоятельное.

– Семейство фон Хамборк, – начал он, – принадлежит к древнему купеческому роду Более двух сотен лет род наш вел торговые дела в немецком городе Гамбурге. Мой дед расширил дело, начал торговать с Голландией и Висбю и достиг немалых в том успехов. Когда торговля перешла к моему отцу, он решил и дальше развивать дело – хотел получить место на Копенгагенской бирже. В тысяча шестьсот семьдесят четвертом году он отправил меня в датскую столицу – прощупать почву, оценить коммерческие возможности и утрясти формальности, если идея окажется стоящей. Я был тогда совсем юнцом, мне и девятнадцати не исполнилось, но я из кожи вон лез, чтобы доказать свои купеческие таланты. Я был младшим из пяти братьев, и отцовское расположение было для нас предметом вечной борьбы, а расположение отец выказывал только тем, чьи торговые договора были лучшими, а цифры в колонке “кредит” – самыми большими. – Господин Хамборк быстро взглянул на жену. Он будто спрашивал ее совета.

“Тут что-то кроется…” – подумалось мне.

– В то время я был помолвлен с девушкой по имени Герта Неубауэр. Ее отец был заместителем директора одного небольшого банка в Гамбурге. Впоследствии она стала моей дражайшей супругой. – Он улыбнулся жене и поднял в ее честь бокал.

Я вновь почувствовал, что за его словами и улыбкой кроется какая-то тайна, но никак не мог понять, что за чувства скрыты в этой улыбке. Сожаление? Мольба о прощении? Я повернулся к Томасу – интересно, заметил ли он? Но Томас широко улыбнулся хозяйке, и мы дружно подняли бокалы за ее здоровье.

– Через два года было бы… – фон Хамборк растерянно умолк и начал нервно теребить салфетку, – через два года должно было исполниться… – он наконец взял себя в руки, – мы отпразднуем двадцать пятую годовщину нашей свадьбы… Если на то будет воля Божья.

Мы вновь подняли бокалы за хозяев.

– Я посовещался с местными купцами, добился аудиенции у короля, который рассказал мне о будущих государственных планах, и решил, что Копенгаген прекрасно подходит для торговли. Отец купил нам место на бирже, и мы вложили деньги в несколько крупных торговых сделок. К сожалению, отношения со Швецией ухудшились, и, как всем присутствующим известно, это привело к войне между Данией и Швецией. Из-за войны предприятия, в которые мы вложили средства, обанкротились, и в тысяча шестьсот семьдесят шестом году я запер дверь нашей конторы, расторг договор с биржей и вернулся обратно в Гамбург. Из-за войны все мои планы потерпели крах, – не поднимая глаз, хозяин отхлебнул вина, – к Иванову дню мы обвенчались и собирались поселиться в Любеке, где у отцовской фирмы имелся филиал. Однако я проникся любовью к Дании, а моей супруге хотелось жить в сельской местности, поэтому на свадьбу батюшка преподнес нам этот хутор, – трактирщик умолк и радостно огляделся, – во время Тридцатилетней войны прежние владельцы хутора сочувствовали Швеции и поэтому рассорились с Датским королевским домом. Когда Фредерик Третий стал единовластным правителем Дании, они бежали за границу, и хутор стоял заброшенным. Неподалеку отсюда проходит оживленная дорога до Рибе, а моя супруга любит общество, поэтому пятнадцать лет назад мы открыли здесь трактир, – фон Хамборк улыбнулся Томасу, – надеюсь, загадка столового серебра для вас разгадана.

Томас чуть кивнул и заверил хозяина, что он ни в коем случае не хотел проявлять излишнее любопытство. И он надеется, что не проявил неучтивости.

Хозяин рассмеялся и уверил Томаса, что ничего такого не было.

Мария принесла добавки и разлила напитки – плотнику пиво, а остальным – вино.

Я принялся намазывать хлеб маслом, когда, наклонившись ко мне, нищенка спросила:

– Из какого места в Норвегии ты приехал?

От растерянности я чуть было не выронил нож, а перед глазами у меня вдруг ясно, словно при вспышке молнии, промелькнули виды родного края. Нищенка говорила со мной по-норвежски – в этом сомнений не оставалось.