Судный день
Шрифт:
– Сожалею, господин фон Хамборк, что пришлось вас побеспокоить, – деловито извинился Томас, предоставляя трактирщику выбрать, в каком тоне пойдет разговор – превратится ли он в дружескую беседу, подобную вчерашней, за ужином, или же хозяин предпочтет холодную вежливость. – Однако ответить на некоторые вопросы под силу лишь вам. Надеюсь, вы сможете уделить нам немного времени.
Трактирщик недовольно скривился, будто собирался сказать, что мы и так уже вломились в его дом, поэтому спрашивать разрешение было поздно. Он указал на стулья в гостиной, и мы сели.
– Загадочная смерть графа д Анжели…
Хозяин
– … побудила нас к беседам с постояльцами и прислугой. Благодаря этому выяснилось, что граф уже останавливался на вашем постоялом дворе. Во всяком случае, в графе узнали одного из прежних гостей. Вчера утром вы говорили, что граф никогда прежде сюда не заезжал. Что вы скажете теперь?
Томас откинулся на спинку стула и выжидающе умолк.
– Он не бывал здесь, – упрямо заявил фон Хамборк, – возможно, у меня скверная память на имена и лица, но такое имя я бы запомнил. Имени д’Анжели никогда прежде не было в нашей книге постояльцев.
– У вас есть книга постояльцев? – изумленно спросил Томас.
Я тоже удивился – когда мы очутились на этом постоялом дворе, никакой книги нам не показывали.
– Да. Но должен признать, что после смерти графа, когда я осознал, что… – он запнулся, подыскивая подходящие слова, – что уготовано нам в будущем, то начал выполнять хозяйские обязанности с куда меньшим усердием, – и он виновато посмотрел на нас, – поэтому вас не попросили расписаться в книге… пока еще.
“И ты, похоже, решил, что это больше ни к чему. Если учесть, какое будущее нас ожидает”, – подумал я, но сарказма не получилось, и, вспомнив обо всем, я почувствовал себя усталым и истощенным. Я вдруг понял, почему фон Хамборк с таким пренебрежением начал относиться к самому себе и своей одежде. К чему беспокоиться о таких пустяках? Ведь вскоре всему придет конец. Поднявшись, трактирщик подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда толстую книгу в темном кожаном переплете. Он раскрыл ее, зажег от пламени в камине фидибус и поднес его к свечке на столе.
– Профессор может сам в этом убедиться, – равнодушно проговорил он, отодвигая еще один стул, – здесь нет ни одного графа с таким именем. И почти два года здесь вообще не останавливалось ни одного графа.
Томас уселся за стол, а я подошел ближе и заглянул ему через плечо.
На каждой строчке красовалось выведенное изящным почерком с завитушками имя гостя. Слева было вписано число – насколько я понял, дата прибытия, затем имя и ремесло или титул, если у постояльца имелся титул, и наконец другое число – видимо, дата отъезда. С правого края стояла еще одна цифра. Я догадался, что это сумма, уплаченная за проживание. Записи радовали глаз. Выглядели аккуратными.
Последним было имя Густафа Тённесена, плотника, приехавшего 27 декабря 1699, в один день с Филиппом д’Анжели, графом, и Якобом Магнусом Фришем, пастором.
Томас перелистнул книгу назад, внимательно, но молча вчитываясь в записи. Похоже, зимой постоялый двор почти пустовал: порой за целый день никто не приезжал, а в другие дни редко бывало больше одного-двух гостей. Странно, что сейчас нас четверо.
Я пробежал глазами список имен снизу вверх. Мария сказала, что граф был здесь около
16
Бирк – судебный округ в Дании и кое-где в Норвегии в период унии с Данией.
Прежде чем я понял, в чем дело, Томас уже озвучил мои мысли. Не вставая со стула, он повернулся к хозяину и спросил:
– А кто делает записи, когда вы в отъезде? Вчера вечером вы сказали, что недавно уезжали в Хадерслев.
– Моя супруга конечно же.
И тогда я заметил: в середине страницы почерк менялся, завитушек стало меньше, и они были крупнее, а буквы сильно клонились вправо. Очевидно, эти записи появились в период до двенадцатого декабря… Томас перелистнул страницы назад… с шестого декабря, когда хозяин уезжал. Записи от пятого декабря были сделаны изящным почерком фон Хамборка.
Я быстро пробежался глазами по именам постояльцев, которые останавливались здесь с шестого по двенадцатое декабря, отыскивая среди них тех, кто пробыл на постоялом дворе несколько дней. Таких оказалось двое: купец – он остановился на две ночи, с шестого по восьмое декабря, и капитан. Он пробыл тут с седьмого по одиннадцатое. Четыреночи!
Я прочел его имя. Жюль Риго, капитан. В тот же миг Томас, незаметно для заскучавшего хозяина, указал пальцем на это имя и уверенно постучал по нему, чтобы я не забыл. Профессор еще немного полистал книгу, а затем со вздохом закрыл ее.
– Конечно же, вы оказались правы, господин фон Хамборк. Ни одного графа здесь не было.
Фон Хамборк был поглощен собственными мрачными раздумьями. Слегка пожав плечами, он не удостоил нас вниманием.
– Возможно, вам требуется помощь? Кажется, вас что-то гнетет.
Язвительно усмехнувшись, трактирщик поднял взгляд.
– Похоже, вы, профессор, не теряете духа и наше печальное будущее вас не страшит?
На этот раз пожал плечами Томас.
– Я ученый, поэтому не могу быть ни в чем уверен, пока не увижу явных доказательств. Если конец света наступит завтра, то окончательно в этом убежден я буду только… послезавтра. – Томас ободряюще улыбнулся трактирщику, но тот вновь мрачно уставился на пол. – Вас настолько это гнетет, что вы потеряли сон? – поинтересовался Томас.
Фон Хамборк издал какой-то звук, который при большом желании можно было принять за смех.
– Подобная ситуация кажется вам забавной, профессор? – От недосыпа глаза трактирщика покраснели. – Всю ночь я кругами ходил по комнате, думал и размышлял. Надеялся отыскать в наших с пастором рассуждениях ошибку. Всю ночь! Пока на рассвете не повалился в постель в надежде уснуть, пока не обезумел. Однако едва я заснул, как моей… как Герте… ей стало дурно… и желудок ее отторг все, что она вчера вечером съела и выпила. – Он вздохнул и погрустнел.