Судный день

Мэрфи Уоррен

Только на одном из лиц не было выражения энергичного оптимизма – на лице Джошуа Бруна на портрете, Именно с Джошуа началась корпорация Ай-Ди-Си, а сам он начинал коммивояжером, продающим кассовые аппараты, которые были похожи на все другие кассовые аппараты до тех пор, пока Джошуа не придумал девиз: «Они думают за вас!». Поскольку все больше служащих Джошуа начали осознавать опасность любого рода размышлений, особенно – собственных, Ай-Ди-Си стала быстро расти и превратилась в гиганта.

Старый Джошуа глядел с портрета на присутствующих с таким выражением,

будто кто-то из них испортил воздух. При жизни у него всегда было такое выражение лица, даже в тот момент, когда он передавал корпорацию в руки Т.Л Бруна.

– Даже тебе, сынок, не удастся провалить дело, мы для этого слишком богаты, – сказал он тогда.

В официальной истории Ай-Ди-Си эти слова претерпевали изменения до тех пор, пока не зазвучали так: «Сынок, ты представляешь все самое лучшее, что есть в Америке».

Эти слова и были выгравированы на бронзовой дощечке под портретом Джошуа. Стоявший перед портретом Блейк Клам заявил:

– Я рассматриваю свое новое назначение как вклад в общее дело. Ай-Ди-Си – это будущее, а будущее – это молодость.

Присутствующие заулыбались и начали аплодировать. Клам упивался неискренностью улыбок, потому что здесь неискренность была самым искренним комплиментом. Если молодость – это будущее, то члены исполнительного совета – не что иное, как прошлое.

Брун подозвал Клама и пожал ему руку:

– Отныне вы старший вице-президент по стратегическим вопросам.

Дело сделано.

Старший вице-президент Блейк Клам! Кто бы мог подумать? Блейк Клам из городка Мендочино в Калифорнии. И, может быть, в один прекрасный день он станет президентом Соединенных Штатов.

Разумеется, оставалось еще много препятствий. Одно из них находилось в данный момент в больнице в Сан-Франциско и утверждало, что не только достаточно хорошо себя чувствует, чтобы ходить, но и хочет позвонить по телефону в гостиницу в Майами.

– Мне очень жаль, сэр, но они уже выехали, – ответили доктору Харолду Смиту.

Глава седьмая

Теперь Фолкрофт охранялся. Молодые люди в аккуратных щеголеватых униформах с блестящими черными кобурами останавливали посетителей у входа и проверяли удостоверения личности. Римо заметил, что не проверяли только людей с пластиковыми карточками-значками, вспыхивающими пурпурным цветом под лучом электронного детектора.

Пространство вдоль кирпичных стен бывшего имения просматривалось телекамерами.

– Все очень изменилось, – заметил Римо, – даже стены выглядят по-другому. Раньше они казались такими высокими, толстыми и непроницаемыми.

– Это ты изменился, а не стены, – сказал Чиун.

– Согласен, – ответил Римо.

– А в Персии в это время года стоит великолепная погода… Ты когда-нибудь пробовал спелую, только что сорванную дыню? Это один из лучших фруктов.

– Персия теперь называется Ираном, папочка, – сказал Римо, который уже не первый раз выслушивал подобные сентенции с тех пор, как они покинули Майами. Сначала речь шла в основном о России, где царь всегда щедро платил. Царь Иван

был самым лучшим.

– Ты имеешь в виду Ивана Грозного? – спросил Римо.

– Не знаю, для кого это он был Грозным, – отвечал Чиун. Он считал, что любому из новых латиноамериканских государств всегда пригодится убийца-ассасин, знающий школу Синанджу. Римо и Чиун могли бы войти в историю, освоив новый рынок. Они также могли бы обучать самураев и, между прочим, держать их в страхе перед императорами, у которых с самураями всегда возникали проблемы. Именно поэтому много веков тому назад трон Белого Лотоса объявил о своей божественности, дабы вселить хоть каплю страха в сердца этих диких бандитов-самураев. Япония была недисциплинированной, дикой страной, ее горы кишели разбойниками.

Так говорил Мастер Синанджу, добавив при этом, что в один из абонентских ящиков на северо-востоке американская почта до сих пор доставляет адресованные ему письма, и он уверен, что в один прекрасный день получит предложение о работе для себя и Римо.

Римо посмотрел на телекамеру, установленную на крыше здания. Как и у большинства подобных устройств, у нее была «мертвая зона» вдоль стены. Однако в сочетании с высокими стенами камера была достаточно надежной защитой.

Прежде чем камера успела засечь их, Римо и Чиун оказались по другую сторону стены на газоне, пахнущем весенними цветами. Чиун заметил, что цветы здесь никудышные по сравнению с цветами при дворе Моголов в Агре.

Окна административного здания выходили на Лонг-Айленд, чье убожество не шло ни в какое сравнение с красотой Бенгальского залива.

Оконные карнизы были жалкими кирпичными выступами, по сравнению с теми, что украшают соборы в Риме. Кстати, один из новых соборов Рима гораздо больше других. Римо принялся расспрашивать Чиуна и понял, что эта «недавняя» архитектурная сенсация – собор Святого Петра.

Римо и Чиун прижались к облепленному птичьим пометом карнизу. Они могли бы слышать голоса, будь в окнах обычные стекла.

Они влезли через соседнее, открытое окно, извинились перед пораженными секретаршами, прошли через две двери и вошли в офис, окна которого, непроницаемые для взгляда снаружи, выходили на залив.

Блондин в строгом сером костюме, в белой сорочке с галстуком умеренной ширины, сидел за длинным столом и вел совещание. Присутствующие были одеты почти так же, словно носили униформу. Блондину было лет под сорок, он в замешательстве и с негодованием посмотрел на старика-азиата и на белого человека. Он хотел было что-то сказать, но Римо опередил его:

– Черт побери, кто вы такой?

– Я как раз собирался спросить об этом вас, – сказал Блейк Клам.

– Не ваше дело. А кто эти придурки? – Римо указал пальцем на новых сотрудников координационного комитета Фолкрофта, совсем недавно образованного Кламом из служащих Ай-Ди-Си.

– Прошу прощения, – сказал Клам и протянул руку, чтобы нажать кнопку под столом, но внезапно непрошеный гость оказался рядом, а пальцы Клама онемели.

– Вы новый директор Фолкрофта? – спросил Римо.