Суды над колдовством. Иллюстрированная история
Шрифт:
Вюрцбургский священник Фридрих фон Шпее тоже лично знал опьяненных вседозволенностью судей. В своей книге он по инерции называет их инквизиторами, хотя образ жизни этих людей был совсем не монашеский. Они отстраивали себе богатые дома, присваивали пашни и поместья. Шпее пишет, что они отвергали все доводы в защиту подследственных. Всё обстояло так, будто обвинять можно всех, а оправдывать нельзя никого. Каждую попавшую под арест нужно засудить. Любой другой исход инквизиторы встретили бы с негодованием.
Фридрих фон Шпее знал, с кем бедной женщине придётся иметь дело, поэтому у него вырвалось риторическое восклицание: «Несчастная, на что ты надеешься? Почему ты сразу, только попав
— Софи Бертран. Вы обвиняетесь в том, что вступили в сговор с дьяволом и другими темными силами.
— Но это просто глупость. Я никогда, никогда…
— Не лгите!
— Увести ее…
Кадры и диалог из фильма «Нострадамус». Реж. Р.Христенсен. 1996 г.
Однажды немецких судей озадачили, спросив: «Каким образом невиновная может избежать смерти?» Сама постановка вопроса оказалась для горе-юристов новостью, ведь они привыкли заранее считать преступницами всех своих жертв.
Сглаживая неловкость, они обещали подумать об этом перед сном, на ночь глядя (Lea, 1939 стр. 707).
Фридрих фон Шпее пытался убедить князей отказаться хотя бы от обычая платить за каждую ведьму гарантированные четыре-пять талеров «Не все мы святые, — восклицал он. — Как говорится в пословице — вора делает случай». Нужна особая бдительность, чтобы корысть не решала исход дела.
Ведь большое число приговорённых приятнее для кошелька, чем малое. «Уже сейчас в народе говорят, что самый быстрый и удобный способ разбогатеть — это посылать на костёр ведьм…»
Между тем вюрцбурский духовник понимал главное. Отказ князей от платы за голову был бы лишь полумерой. Пока существовала вера в колдовство, инквизиторы всё равно находили способ нажиться. В трактате Фридриха фон Шпее описана деятельность лихоимца, морочившего головы деревенскому люду:
«Нельзя ожидать неподкупной справедливости от инквизитора, который через своих людей повсюду настраивает крестьян против ведьм, а затем охотно откликается на их призыв прийти и вытравить эту заразу. Он высылает вперёд своих сборщиков, которые, идя от дома к дому, взимают для него немалые суммы — на мелкие расходы, как называют это крестьяне. Приняв собранные деньги, он устраивает одно или два торжественных сожжения и возбуждает народ ещё больше россказнями о позорных деяниях и о намерениях, в коих ему якобы признались сожжённые на костре ведьмы. Потом он делает вид, что ему пора в путь.
Те же сборщики для виду пытаются отговорить его, а народ заново собирает деньги, чтобы инквизитор задержался и извёл всю остальную нечисть. Это продолжается до тех пор, пока он,
Колдовство в местечке Мора. Гравюра. 1670 г.
О массовых арестах в Швеции узнала вся Европа благодаря вышедшему «по горячим следам» трактату. Здесь представлен фрагмент его обложки.
Порода судей-инквизиторов состояла из людей не лучшего сорта. Но даже среди них были выродки, которые возмущали коллег своей ненасытностью и потерей всяких приличий.
Выше был описан террор в Трире. Организовал это опустошительное бедствие епископ Питер Бинсфельд. Так вот, этот самый епископ письменно выступил против «скоропалительности» следователей, ухитрявшихся тратить на ведьму всего один день. С утра женщина была ещё подозреваемой. Ее хватали и переводили в разряд подследственных.
Днем, после пыток и признания, она становилась подсудимой. К вечеру её уже осуждали и сжигали у наспех вбитого в землю столба. (Таков был, например, скоротечный процесс 1604 года в Кёльне).
«Всё это очевидная ярость, а не усердие», — заключал Бинсфельд (Lea, 1939 стр. 597, 902).
Сомневаюсь, впрочем, что эти слова были продиктованы состраданием. Скорее епископ беспокоился о списках сообщниц, которые, как подсказывал ему опыт, будут куда полнее, если длить пытки много дней подряд. Документация Трирских процессов — лучшее тому подтверждение. Ни одна ведьма не освобождалась от адских мук, пока не называла тех, с кем летала на шабаш. Инквизиторы не довольствовались оглашением одного или двух имён. Те триста женщин, которых, как уже упоминалось, осудили судьи из монастыря святого Максима, назвали шесть тысяч сообщниц. В среднем выходит по двадцать имён на одну обвиняемую. Исследователь Джордж Барр обнаружил в архивах признания особо «памятливой» ведьмы, которая назвала полторы сотни имён. Ещё несколько ведьм обвинили более чем по сотне каждая. «При таких обстоятельствах вы легко можете увидеть, как множились суды над ведьмами, когда начинал катиться снежный ком», — подытожил историк (Robbins, 1959 стр. 261, 262).
Следователи обладали избирательной доверчивостью. По их мнению, колдуньи — достойные ученицы Отца Лжи. Они врут на каждом шагу, даже в предсмертной исповеди.
Когда перед казнью к заключённой допускали духовника, его предупреждали, что он не услышит от подлой обманщицы ни слова правды. И в то же время инквизиторы уверяли: называя имена сообщниц, ведьма не способна солгать. Столкнувшись с такой казуистикой, духовник из Вюрцбурга восклицал: «Но это же глупо и смешно! Как могли германские власти до сих пор не увидеть этого (Spee, 1939 стр. 201)?»
Власти всё прекрасно видели. Процессы потому и прекращались, что после определённой черты пришлось бы казнить всех женщин поголовно. Взять небольшой городок Роггенбург на Некаре. В XVII веке здесь ежегодно сжигают десяток-другой ведьм — но не может же так продолжаться вечно! Пора трубить отбой… Судьи, наконец, пресытились, ощутили «усталость» от казней и стали сетовать, что, если так пойдёт и дальше, в живых не останется ни одной женщины (Лозинский, 1914 стр. 39).
Это психологическое состояние было важнейшим регулятором. Опасность самоистребления заставляла городские Советы отложить в сторону списки имен и не давать каждому оговору формальный ход. Так и пульсировали ведовские процессы