Судья Королевского дома

Сударева Инна

Элиас лишь скрежетнул зубами. Он вдруг до боли ясно и резко вспомнил то утро...

Он спешил к Марте.

Солнце только вставало. Восток, который он увидал, пробегая по дворцовой галерее, нежно розовел, готовясь прогнать ночной сумрак.

Две недели Элиас не видел свою невесту. Он ездил в родительский дом, чтоб повидаться с матушкой, которая ждала его и хотела обсудить многое по обустройству и расширению усадьбы: после свадьбы он ведь собирался везти Марту в родную Осеннюю усадьбу и жить там.

И вот все дела переделаны,

вопросы решены, получены все наставления от матушки, и Элиас, счастливый, спешил к Марте... В его руках был огромный букет простых полевых цветов, сонных и мерцавших росой. Он не первый раз так приходил. Ему нравилось перед самым рассветом скользнуть в комнаты Марты, просторные и полные свежего воздуха, потом в спальню, где блуждал легкий аромат ее духов. Она спала, всегда обняв шелковую подушку, а ее густые ресницы нежно оттеняли веки.

Юноша никогда ее не будил. Просто присаживался на ковер или стул у постели напротив ее лица, прекрасного и спокойного, чуть касался шелковистых темных волос, рассыпанных по подушке, и старался дышать в такт ее дыханию. Потом он оставлял на столике букет и так же неслышно уходил, мечтая, что скоро эта спальня станет и его спальней и он будет прятать свое лицо в этих волосах и целовать этот тонкий изгиб губ, а ее изящное тело... Ох, от этих мыслей Элиас обычно стрелой несся по коридорам дворца, сбегал по лестнице в сад, где нырял в фонтан... Он был счастлив самим ожиданием счастья...

И в то утро юноша, полный тихих спокойных мыслей, вошел в спальню невесты. Вот знакомый столик – место для цветов. Вот и Марта, красивая, нежная со светлым лицом, как ангел.

Элиас вновь присел у ее кровати. Могучий юный рыцарь рядом с хрупкой тонкой девушкой. «Как я тебя люблю», – прошептал он и, не сдержавшись, прижался губами к ее откинутой в сторону руке. Сперва пальцы, потом – выше, выше локтя... В голове у него зашумело – от нее пахло медом...

И ее губы шевельнулись, блаженно улыбнулись, и Элиас был готов прильнуть к ним, но эти изящные губы вдруг шепнули «Фред»... И мир вокруг почернел...

Вот и сейчас...

Тут Элиас взорвался не хуже бомбы мастера Линара.

С диким ревом он бросился к Фредерику и вложил в свой удар всю злобу и ярость, что кипела в нем.

Фредерик, как ни удивительно, не успел среагировать и защититься и, получив такой страшный удар в левую скулу, отлетел беззвучно на несколько метров назад и ухнул плашмя на траву. И больше не шевелился.

Элиас же, рыча, поспешил к нему, а его сжатые кулаки напоминали кузнечные молоты.

– Стой! Нет! – это завопил Линар, бросаясь гвардейцу наперерез.

Доктор был схвачен за шиворот и пояс и брошен в соседний овраг, где, судя по звуку, что-то при его радении сломалось.

– Ааа! – заревел Элиас, сгребая Фредерика за грудки и собираясь отвесить бесчувственному телу еще несколько таких же ударов.

Но его замах и рык прервались. Подскочившая сзади Орни звонко стукнула его в затылок подобранной для такого случая палкой.

Элиас, охнув, выпустил Фредерика и повалился на него ничком.

– Вот,

теперь тихо, – заметила Орни и вытерла испарину со лба.

Она подбежала к оврагу, крикнула туда «Эй!» Ответом – тишина.

– Здорово, просто здорово, – бормотала она, – на мне теперь три бесчувственных мужика!

Орни уже не знала, кого ей первым приводить в себя. Решила, что лучше – доктора.

Спустившись в овраг, она нашла Линара повисшим на надломленной березке, сунула ему под нос один из тех многочисленных мешочков, что болтались на ее поясе. Мешочек, надо сказать, очень резко пах.

Доктор сморщился и закашлялся – пришел в себя.

– Где? Что? – забормотал он, воротя нос в сторону.

– Слезайте скорее с дерева, – отозвалась Орни и потянула его за куртку.

– А, да. – С такими словами Линар забарахтался в ветках, отчего тонкий надломленный ствол хрупнул окончательно, и доктор, с треском, шумом и березовой кроной обрушился еще глубже в овраг.

Орни только зажмурилась.

Но Линар уже выбирался. Его лицо, руки и одежда заметно, пострадали – были разодраны и порваны, и брови – грозно нахмурены.

– Где этот гад?! – С таким громким возгласом он вылез из оврага, а Орни молча ткнула ему на неподвижную группу, которую составляли Элиас и Фредерик.

– Черт, ты его так? – спросил доктор, указывая на больших размеров шишку, что появилась у Элиаса на затылке.

Не без усилий они приподняли гвардейца и перетащили его в сторону.

– Глянь его шишку. – С этими словами Линар вернулся к Фредерику.

У того вокруг левого глаза и дальше к уху вздулся и расцвел огромный кровоподтек. Скула была разбита, из нее сочилась кровь.

– Ничего. Главное – живой. – И Линар осторожно стал прикладывать смоченное холодной водой полотенце к синяку. – И глаз цел.

Это он определил, аккуратно разлепив вздутые веки. Да, глаз был цел, но и он и второй тоже безнадежно и глубоко закатились.

Орни тем временем ощупала шишку Элиаса. Череп был цел. Правда, разве могла девушка, почти ребенок, маленькая и тощая, проломить голову такому богатырю. Оглушила и только. И, судя по кряхтенью, Элиас уже готов был прийти в себя.

– Эй, что делать-то? Вдруг опять набросится?

– Да? Сейчас оттащу Фредерика подальше, – оторвался доктор.

Он действительно подхватил короля под мышки и быстро-быстро потащил его за малиновые кусты. Сапоги Фредерика оставляли борозды в опавшей листве. Он приоткрыл здоровый глаз, шепнул:

– Куда?

– Что? – не понял Линар.

– Тащишь?

– А... Туда...

– А. – И Фредерик вновь закрыл глаза, проваливались в беспамятство.

Линар уложил его поудобнее, сунул под голову свою куртку, скрученную в валик, вновь промокнул синяк.

– Как все плохо, – бормотал доктор. – И что на него нашло?

Оставив мокрое полотенце на лице Фредерика, он встал и вернулся к Орни и Элиасу.

Тот уже пришел в себя и сидел набычившись. Линар подскочил к нему, внезапно сгреб за грудки, заставил встать и затряс, насколько позволяли собственные силы: