Судзуки в волчьем логове
Шрифт:
Судзуки повесил трубку. Он все рассчитал: дурное настроение в подобной ситуации гораздо уместнее, чем чрезмерная покладистость, которая могла только вызвать недоверие.
С другой стороны, он оправдывал встречу с главой контрразведки Федеральной республики своей профессией. На самом деле целью беседы с ним была разработка плана окончательного устранения господина Икс.
Японец набрал номер телефона Уллы Энгельберг.
– Мы едем в Берн, – сказал он ей. – Собирай чемодан. Выезжаем через час.
– В сущности, ты
– В некотором смысле, да, – согласился японец. Погрузившись в свои размышления, он оставался безучастным к красотам деревенского пейзажа.
– Сколько одуванчиков! – воскликнула Улла. Это замечание оторвало Судзуки от его мыслей.
– Одуванчики напоминают мне о детстве, – объяснила Улла. – Я родилась в маленькой деревне Сарры, в Хайлеченброне. Маленькой я ходила рвать одуванчики с деревенскими ребятами. Мои родители много ели их, и не потому, что им нравился их вкус, а для стимуляции производительной функции.
Улла окидывала жадным взором желтые от цветов луга.
– В ресторане ты закажешь себе салат из одуванчиков.
– Чудак! По правде говоря, мне нравились не столько одуванчики, сколько эти шалопаи.
Судзуки повернулся к ней и смерил ее взглядом с головы до ног. Он еще не привык к ее наряду, который она надела для поездки в Берн.
На ней был национальный костюм: плиссированная черная шелковая юбка, слишком короткая для ее возраста; бархатный корсет, зашнурованный на талии и подчеркивающий ее грудь. Пышные короткие рукава блузки оставляли открытыми плечи.
Уложенные в корону золотые волосы завершали портрет Гретхен, непосредственной и распутной.
– Тебя в детстве мало наказывали, – заметил японец. – Лишний шлепок тебе и сейчас не повредит.
Она рассмеялась, положив голову на руль.
– Правда, у тебя есть оправдание, – продолжал он. – Твой ученый отец парил в облаках чаще, чем ты погружалась в одуванчики.
Фермы с розовыми черепичными крышами сменились огромным городом-садом. Свежевыкрашенные дома красовались, как на ярмарке, что в общем мало напоминало предместье столицы.
Наконец появились постройки во французском стиле XVIII века, которые свидетельствовали о близости большого города. Гранитные тротуары, окаймлявшие дорогу, перешли в улицу. Показался Аар, тихая, спокойная река.
– Я только один раз была в Берне, когда мне было пятнадцать лет, – сказала Улла. – В зоопарке я видела медведей в яме, посетила музей искусств, поднялась на башню собора Мюнстер и объелась пирожных в Швайцерхофе.
«Ягуар» пересек Аар по мосту Кирхенфельд, оставив позади изящный дипломатический квартал. Машина обогнула площадь Казино и припарковалась в Марктгассе.
– Давай перед обедом прогуляемся по старым
Древние камни, аркады, вывески с готическими буквами, маленькие окна, прорубленные в крышах, цветы на каждом балконе, фонтаны со скульптурными изображениями рыцарей или людоедов вызывали восторг Уллы.
Они пообедали на Белльвю. Судзуки взял горную форель и отбивную. Улла, помимо этого, заказала огромное блюдо бернеплатте с кислой капустой по-эльзасски, овощным рагу по-лотарингски и вареной говядиной по-парижски.
Японец, привыкший к тому, что женщины на его родине довольствуются щепоткой риса с несколькими водорослями или грибами, глядя на неуемный аппетит немки, испытывал чувство почтения, граничащее с ужасом.
Однако он стал серьезно опасаться за здоровье своей нежной спутницы, принявшейся яростно уничтожать блюдо с сыром, и особенно, когда она набросилась на гору безе со взбитыми сливками.
– Один раз не считается, – извинилась Улла с запоздалым смущением.
Выпив шнапс и кофе, она самым непосредственным образом предложила устроить сиесту на двоих.
Судзуки не стал обсуждать предложение. Он должен был идти на встречу в Бундесхаус.
– Вздремни немного, – посоветовал он ей. – Встретимся в пять часов в Шикито, где ты можешь отведать вкусные пирожные. Пока!
Бундесхаус самое швейцарское место во всей Швейцарии и самое бернское во всем Берне. Здесь все совершается с торжественной медлительностью, которая в то же время лишена величия. Все дышит добродушием. Идет спокойная и размеренная работа, которая никогда не переходит в лихорадку.
На последнем этаже, под самой крышей, находился кабинет господина Галлана, правой руки главы контрразведки. Скромное убранство кабинета говорило о невысоком положении его хозяина.
Господин Галлан был вежлив, но не более того. Его огромный кабинет был заполнен картотекой, да и сам он скорее походил на каталожный ящик, чем на человека.
В то время как японец излагал суть дела, Галлан все время кивал головой. Создавалось впечатление, что он не слушал, а лишь регистрировал информацию.
Его лицо ни разу не выразило ни удивления, ни возмущения. Любой факт интересовал его только в той мере, в какой он мог обогатить его каталог. Потому он часто делал какие-то пометки.
– Я много слышал о вас, господин Судзуки, – сказал он, когда японец умолк. – Мы располагаем гораздо большими возможностями, чем вы думаете, чтобы обезвредить любую нелегальную деятельность. Тем не менее нам бы не хотелось столкнуться напрямую с китайским посольством.
– Это дело не имеет отношения к разведслужбе Народного Китая, – ответил японец. – Оно может быть связано лишь с Пятым Цзюй, и вам хорошо известно, что посольство не станет отвечать за службу безопасности.