Суфии: Восхождение к истине

Яковлев Лео

Чудеса обладают определенной функцией, и они выполняют эту функцию независимо от того, понимает их человек или нет. Чудеса обладают также истинной (объективной) функцией, поэтому у одних людей они вызывают замешательство, у других — скептицизм, у третьих — страх, у четвертых — восторг и т.д. Функция чуда в том и заключается, чтобы вызывать реакции и снабжать питанием особого рода, которое будет изменяться в зависимости от конкретного человека, на которого это чудо воздействует.

Во всех случаях чудеса одновременно являются инструментами воздействия и оценки тех людей, на которых они воздействуют.

Когда известны составные части, то не может быть никакого сомнения и относительно того, какова смесь.

Существует общение с мудрым

и учение у него правильным образом, что ведет к развитию человека. Еще существует имитация, которая разрушительна. Что полностью запутывает нас в этом вопросе — так это то, что чувство, которое сопровождает ложное ученичество и обычное общение, а также их внешнее проявление в учтивости и кажущемся смирении, настолько способно заставить воображать, что мы религиозные или посвященные люди, что можно сказать, что это вызвано тем, что называется вхождением дьявольской, обманной силы, убеждающей большинство выдающихся людей, имеющих непоколебимую духовную репутацию, и их последователей даже через поколения, в том, что они имеют дело с духовностью.

Изгнать сомнение вы не в силах. Сомнение уходит тогда, когда уходят сомнение и убеждение, по мере вашего изучения их. Если вы оставляете Путь, то это потому, что надеялись получить от него убежденность. Вы ищете убежденность, а не самопознание.

Понимание и знание в сфере Истины совершенно отличаются от того, чем они являются в социальной сфере. Все, что вы понимаете обычным образом о Пути, является не пониманием Пути, а лишь внешним предположением о Пути, распространенным среди несознательных имитаторов.

Необходимо осознать, что люди должны быть улучшены внутренне, а не просто сдерживаться обычаем от проявления их грубости и разрушительности и поощряться за непроявление их.

Сердце — возлюбленному, рука — делу.

Любит добрых всякий, кто есть в мире; если ты злых любишь, то ты победил себя.

Мир Али Шир Навои-Фани

О ХОДЖЕ БАХАУДДИНЕ НАКШБАНДИ, ГОРЕВШЕМ В ИСТИННОМ ОТРЕШЕНИИ (ИЗ ПОЭМЫ «ЯЗЫК ПТИЦ»)

Был ходжа Накшбанди, муж благой и пригожий, Шахом истинной веры и благости Божьей. Основав в том пределе престол свой по праву, В землях небытия он устроил державу. Он свое естество — светлых истин предел — В чем угодно на свете провидеть умел. Прозревал он себя в своем мысленном взоре В кипарисе и в розе, в колючке и в соре. Как-то взором он встретился с мертвой собакой, Жалок был ее вид и без благости всякой. И когда с той собакой сравнил он себя, Умилился до слез он, в стенаньях скорбя. И сказал он: «Звать верным себя я не смею, Не могу я себя даже сравнивать с нею! Перед Господом ей только верность присуща, От меня ж Ему — мука, тяжка и гнетуща!» И пока так судил муж благого чела, По дороге другая собака прошла, И узрел он, проникнутый мыслью благою, След, впечатанный в землю собачьей ногою. «Я ли выше, — сказал он, — иль след сей собачий?» И себе он сказал: «Ты во правде — незрячий! Это — знак на пути, где муж верности шел, Ты ж в постыдном неверье влачишь свой подол!» И когда завершил он такую беседу, Пал он, землю лобзая, к собачьему следу. Так благие свое существо отрицали, Сделав небылью бывшее сущим вначале. Чашу благ отрешенья вкушала их суть, Если пут естества удалось им минуть. В сути Бога им вечность была неизвестна, В единенье — сиянье чела неизвестно, Но они на стезю отрешения стали, Видеть вечность в пути единения стали.

А. Семенов

БУХАРСКИЙ ШЕЙХ БАХА-УД-ДИН

(По персидской рукописи)

В обширном пантеоне святых Средней Азии весьма видное место занимает выдающаяся личность патрона Бухары, шейха Баха-уд-дина (Ходжа-Мухаммед-бен-Мухаммед-ул-Бохари, шейх Баха-уд-дин Шах-и-Накшбенд).

Всюду в Средней Азии, а в Бухарском ханстве особенно, он считается одним из величайших святых, верховным руководителем местных мусульман вообще, чей покров незримо простирается над ними из-за дали веков. Среди местных правоверных суфиев он считается «имамом тариката, пиром хакиката и образцом, достойным подражания в знании шариата».

Его

гробница, находящаяся в окрестностях столицы ханства, привлекает бесчисленное множество паломников, и если утверждение покойного Вамбери, что троекратное путешествие к ней стоит пилигримства к далекой Каабе, утратило уже, пожалуй, свое значение, — тем не менее гробница до сего времени сосредотачивает на себе внимание самых широких местных мусульманских кругов, а живущий при этой гробнице шейх суфийского ордена Накшбендиев, потомок Баха-уд-дина, считается наиболее авторитетным и наиболее славным среди всех местных шейхов прочих орденов, потому что, осененный немеркнущим светом славы своего отдаленного предка, он несет на себе и полноту благословений его как его преемник.

И бухарские эмиры доныне считают для себя священным долгом по вступлении своем на престол совершить паломничество (зиорат) к священной гробнице Баха-уд-дина и, помолясь перед нею, испросить благословение (баракат) шейха накшбендиев, хранителя гробницы.

Шейх Баха-уд-дин родился в месяце мухарреме 718 г. хиджры (1318 г. по Р. X.), за три года до смерти знаменитого шейха Азизана*, в селении, до того носившем имя Каср-и-Гинду-ан (в одном фарсанге** от города Бухары), и там же погребен в понедельник 3-го раби-ул-эввеля 791 г. хиджры (1389 г.), прожив на свете, таким образом, 73 лунных года.

* Это прозвище шейха Ходжа-Али-Рамитани, происходившего из Рамита-на, «большого города в двух фарсангах от Бухары». (Здесь и далее по тексту прим. автора.)

** Бухарский фарсанг (по-местному «санг» или «таш», т.е. «камень», «знак») равняется восьми с половиной верстам, такое же, приблизительно, расстояние считается от столицы ханства до «Баха-уд-дина», как для простоты называют гробницу шейха и окружающие ее постройки с примыкающим сюда кишлаком.

Его рождение, по преданию, предвидел известный шейх Ходжа-Мухаммед-Баба-Семаси***, который, часто посещая селение Каср-и-Гиндуан, предсказал, что здесь родится некто, который будет великим в тарикате и через которого селение Каср-и-Гиндуан получит название Каср-и-Арифан****. Когда Баха-уд-дин родился, шейх Семаси нарек его своим духовным сыном, а умирая, завещал своему ближайшему ученику и преемнику, Сейид-Мир-Кулялю, беречь Баха-уд-дина. Согретый чудодейственной любовью Баба-Семаси, Баха-уд-дин уже в раннем детстве творил чудеса, которые ставили в тупик его окружающих. Рос он и воспитывался, по- видимому, под ближайшим руководством своего деда, друга шейха Баба-Семаси, потому что в рассказах как самого Баха-уд-дина, так и его современников ему уделяется особенное внимание, между тем как отец упоминается редко. Под влиянием наставлений духовного отца своего, Ходжи Баба-Семаси, и деда, большого друга дервишей, у Баха-уд-дина с раннего детства стал слагаться тот мистически настроенный характер, который впоследствии привел его на путь высоких подвигов созерцательной жизни.

*** Один из наиболее славных учеников шейха Азизана, уроженец селения Семас, принадлежащего к Рамитанскому округу, скончался в 755/1354 г.

**** «Каср-и-Гиндуан» значит «Замок индусов», а «Каср-и-Арифан» означает «Замок познавших Божественную истину».

Женившись на семнадцатом году, Баха-уд-дин недолго пользовался сладостями семейного очага, ибо вскоре по смерти своего духовного отца и наставника, шейха Баба-Семаси, дед взял его в Самарканд и там водил по всем почти мало-мальски выдающимся дервишам, заставляя внука поучаться у них духовной жизни. А когда оба они вернулись к себе домой, дед «покончил с отношением Баха-уд-дина к его жене».

В это время рвение на пути тариката у Баха-уд-дина усиливается под влиянием того, что к нему попадает одна из реликвий знаменитого шейха Азизана, его «кулях», или дерви шеская шапка*. В то же время место его духовного руководителя и ближайшего наставника заступает любимый ученик покойного Ходжи Баба-Семаси, Сейид-Мир-Ку ляль**, которому Баба-Семаси еще при жизни завещал заботиться о Баха-уд-дине.

Одновременно с суфийскими подвигами Баха-уд-дин занимается и чисто житейским делом: вместе со своим отцом Баха-уд-дин ткал роскошную шелковую цветную ткань «кам-ха»*** и резал по металлу разные узоры****.