Суфии: Восхождение к истине
Шрифт:
Смерть феноменального или личностного «я» открывает путь к сущностному знанию, когда отсутствует расчлененность на объект-субъект и постигается Истина единства Бытия. Проводником суфия на пути постижения Истины является любовь.
Настоящая любовь не имеет ничего общего с человеческой природой потому, что это птица, которая гнездится в вечности. В ней (любви) беспомощны рассудочность науки, расчет догадки, философствование воображения, любопытство природы, представление памяти и расчетливость ума. В ней есть боль и горение, есть страдание и любовь.
Абдуллах
Сердце является местом обитания любви, и наука сердца противопоставляется рассудочному знанию. В суфийской символике сердце предстает одновременно как вместилище Божественного, так и своеобразным органом мистического познания. Согласно одному из хадисов, Аллах сказал: «Не небеса и не земля, а лишь сердце моего преданного слуги содержит Меня». Оно подобно зеркалу, в котором отражается свет Божий, но чтобы узреть в нем Лик Господень, его необходимо должным образом отполировать. Все усилия вступившего на путь поиска Истины направлены именно на полировку, т.е. на моральное совершенствование.
Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен, Идет без устали, придет — и что же видит он? Тут камениста и суха бесплодная земля, И дом высокий из камней на ней сооружен. Паломник шел в далекий путь, чтоб Господа узреть Он ищет Бога, но пред ним стоит как бы заслон. Идет кругом, обходит дом — все попусту; но вдруг Он слышит голос изнутри, звучащий, словно звон: «Зачем не ищешь Бога там, где он живет всегда? Зачем каменья свято чтишь, им отдаешь поклон? Обитель сердца — вот где цель, вот Истины дворец, Хвала вошедшему, где Бог один запечатлен». Хвала не спящим, словно Шамс, в обители своей И отвергающим, как он, паломничества сон.
Дж.Руми
Любовь суфия всепоглощающа и беспредельна. Она не имеет границ, ибо не исчерпаем источник знаний. Истина всегда остается недосягаемой, подобно страстно желаемой, но недоступной красавице. Поэты суфии обычно изображали мистика как обезумевшего от любви Маджнуна. В одной из притч Дж.Руми, халиф спрашивает Лайлу: «Действительно ли ты та, из-за которой Маджнун потерял голову? Ты ведь не красивее многих других девушек». На что Лайла ему отвечает: «Молчи — ты не Маджнун! Если бы у тебя были его глаза, ты увидел бы два мира. Ты в своем уме, а Маджнун потерял голову. В любви быть в полном сознании — предательство».
В представлении суфиев процесс познания сродни опьянению, которое ведет к экстазу, безумству.
«Чтоб охмелеть, не надо мне вина — Я напоен сверканьем допьяна. Любовь моя, я лишь тобою пьян, Весь мир расплылся, спрятался в туман, Я сам исчез, и только ты одна Глядящим внутрь, видна. Так полный солнцем кубок пригубя, Забыв себя, я нахожу тебя. Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты Земного мира, — исчезаешь ты».
Так в поэтической форме Ибн ал-Фарид передавал суть суфийского понимания, познания Истины. Истина открывается только в личном переживании.
Суфии проявляли скептицизм по отношению к вере, знанию, навязанным извне авторитетом богословской традиции. Им противопоставлялись вера, знание, рожденные в опыте «любящего сердца».
«Отрекись от неверия, религии, от добра и зла, от науки и практики, ибо за их пределами существует значительное число ступеней совершенства. Если ты достигнешь хотя бы на миг ступени любви, то станет тебе очевидным, что кроме любви, все есть суеверие».
Фариддин Аттар
Призыв к безрассудству, конечно же, аллегория, это отказ от рассудочного мышления.
Любопытна попытка Ибн Араби объяснить, почему созерцание (шахада) Бога в женщине самое интенсивное. Поскольку созерцание Бога невозможно, ибо Он в «Своей абсолютной Сущности независим от мира, человек избирает объектом созерцания женщину, являющуюся полярным ему существом. «Женщина, — писал Ибн Араби, — дублирует мужчину... Если мужчина созерцает Бога в женщине, он сосредоточен на том, что пассивно, если он созерцает Его в себе, он созерцает Его в том, что активно: если же он созерцает Его в отсутствии какой-либо производной от Него формы, созерцание соответствует состоянию пассивности в отношении к Богу без посредничества». Именно такое созерцание и является оптимальным.
В заключение следует отметить, что говоря о невозможности, о непознаваемости Истины, суфии скорее говорят о невозможности вербального выражения их мистического опыта, и когда суфии утверждают, что осознание бессилия познать Истину есть само по себе знание, они имеют ввиду не скромность познавательных способностей человека, а невозможность выражения познанной Истины. Тем самым они полностью солидаризируются с общепринятым в мистицизме принципом: «молчание — знак высшей мудрости», «Высшая Истина — в молчании просветленного», «знающий не говорит, говорящий не знает», «мысль изреченная есть ложь».
Представление суфиев о непознаваемости Абсолюта не закрывали путей к познанию, напротив, они утверждали бесконечность процесса познания, необходимость постоянного поиска Истины. Жажда истинного, скрытого знания объяснялась чувством, достойным подлинно верующего — любящего Бога: «Если он устремляет взгляд за завесу скрытого, на вершину красоты, чувствуя свою неспособность познать суть великолепия, и его сердце стремится к Нему в зове, волнуется, трепещет перед Ним, то такое беспокойное состояние называется тоской. Это — тоска по скрытому».
«Тоска по скрытому» — закодированная суфийская формула «постоянно в поиске Истины». В неутомимой жажде знания, «тоске» по Истине, содержался огромный положительный заряд суфизма, привлекавший к нему не удовлетворенные догмой мятущиеся умы и души.
Душа и ее познавательные способности.
Центральное место в теории познания суфизма занимает человек и его назначение на пути познания, которое, по сути, есть познание Абсолютной Истины. Но, так как человек по своей сущности содержит в себе нечто Божественное, т.е. хотя принадлежит природе, но душа его есть частица Абсолютной Души, то основная его задача заключается в познании природы своей души.