Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]
Шрифт:
Выслушав, Банди улыбнулся и сказал: „У меня будет над чем подумать в канун Нового года".
Через несколько дней Банди сообщил „свои последние размышления на этот счет". Они сводились к тому, что президент сейчас занят предвыборной кампанией. К тому же его выезд за границу затруднен ввиду отсутствия сейчас в США вице-президента, который мог бы его заменить. Короче, к этому вопросу — о возможной дате встречи — в любом случае пришлось бы вернуться позже, сказал в заключение Банди, дав осторожно понять, что, скорее всего, наиболее реальный срок встречи — уже после выборов, хотя нельзя полностью исключить и другие возможности.
Впоследствии до нашего посольства дошли сведения, что определенную сдерживающую роль в отношении
Надо сказать, что в этом эпизоде (не в последний раз) проявилась импульсивность характера Джонсона, неумение до конца продумывать свои шаги. Сперва, как видно, он загорелся идеей встретиться с Хрущевым. Но уже через несколько дней он засомневался, остыл и отложил дело на неопределенный срок. Такие действия вызвали, мягко говоря, недоумение в Москве.
Таким образом, когда впервые Хрущев выразил готовность к встрече с президентом США без всяких предварительных условий, президент Джонсон заколебался, проявил политическую робость и не использовал связанные с этим шансы подкорректировать отношения с СССР, особенно после кубинского кризиса, к чему Хрущев в тот момент был готов. Личная встреча между ними так и не состоялась. Еще одна упущенная возможность.
Любопытную „психологическую картину" поведения Джонсона дал мне Э.Фортас, его близкий друг и давний личный юрист, знавший его более двух десятков лет.
После двух сердечных приступов, которые были у Джонсона несколько лет тому назад, он, по словам Фортаса, живет под постоянным (хотя и хорошо скрываемым) страхом, как бы не повторился этот приступ с более серьезными последствиями. Это накладывает на него незримый отпечаток, довольно характерный для лиц, перенесших такую болезнь. Джонсон инстинктивно избегает дел, требующих длительного и сложного раздумья, дел, чреватых серьезными и непредвиденными последствиями; он старается оттянуть их рассмотрение и принятие решений по ним; в тоже время он охотно занимается более „приятными" делами, связанными с ростом его личной популярности или не требующими полного напряжения его умственных и физических сил. Для принятия решений по сложным и противоречивым вопросам ему нужно время и возможность спокойно поразмыслить. Однако в какой-нибудь сложной обстановке, скажем, какого-то кризиса, когда на него „давят" со всех сторон разные и весьма сложные вопросы, требующие срочного решения, Джонсон, в силу отмеченных выше психологических особенностей, может „сорваться" и „под горячую руку" наделать вещей, о которых сам же будет потом сожалеть.
Диалог по вопросам стратегических вооружений
В первые месяцы правления Джонсона Советское правительство стремилось завязать диалог с новой администрацией по широкому кругу вопросов. Однако представители администрации, хотя и были внешне доброжелательны, по существу, уходили от этого, ссылаясь на то, что президент не имел еще достаточно времени для изучения сложных международных проблем.
Наиболее заметным был, пожалуй, мой диалог с Раском по разоруженческим вопросам, но и он носил весьма отрывочный, несистематизированный характер и не выявил ближайших перспектив на их продвижение.
В значительной мере из-за Вьетнама, а также весьма осторожного подхода советского руководства ввиду особой чувствительности предмета, не получил, как уже отмечалось, достаточно быстрого развития начатый в октябре 1963 года диалог по вопросам стратегических вооружений. С большими перерывами эти вопросы затрагивались в контактах между Москвой и Вашингтоном на протяжении 1964–1966 годов. Американцы пытались заморозить количества и характеристики имевшихся у обеих сторон стратегических систем доставки ядерного оружия, в которых у них было еще значительное преимущество. Москва, разумеется, не шла поэтому на простое замораживание статус-кво в области стратегических вооружений.
Было, однако, одно исключение: определилась возможность договориться о сокращении производства расщепляющихся материалов (обогащенного урана) в военных целях. На эту тему Джонсон 22 февраля 1964 года направил специальное послание Хрущеву. Последний выразил согласие. Вскоре при встрече президент сказал мне: „Хочу подчеркнуть, что реакция в США на недавнее решение правительств наших стран сократить производство расщепляющихся материалов оказалась весьма благоприятной и обнадеживающей".
Была еще одна тема из военно-стратегической области, которая постепенно привлекала к себе внимание администрации, а именно, создавать ли в США широкую и дорогостоящую систему противоракетной обороны (ПРО), эффективность которой была еще не ясна, или заранее договориться с СССР о взаимном отказе от такой системы, которая к тому же могла способствовать дестабилизации общей стратегической обстановки. Сторонником такого отказа негласно стал министр обороны Макнамара, а также Визнер, советник президента по науке.
В начале января директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению Фостер в неофициальной беседе со мной уделил много внимания целесообразности взаимного отказа США и СССР от создания широкой системы ПРО. Стоимость ее, по его оценкам, будет минимум 15–20 млрд. долл. Какая-нибудь предварительная негласная договоренность по этому вопросу между главами обоих правительств могла бы иметь большое значение.
Предложение Фостера по вопросу о ПРО, как и дополнительный зондаж со стороны администрации Джонсона по этому вопросу, однако, замалчивалось или отклонялось советским руководством. Последнее отчасти считало, что мы опередили американцев в разработках в этой области. Главное же, психологически было трудно отказаться от кажущейся защиты своей страны от ракетного нападения. В целом это был недальновидный подход с точки зрения поиска возможных договоренностей с США.
Конкретный крупный разговор на эту тему произошел в Гласборо в 1967 году между Джонсоном и премьером Косыгиным, о чем еще будет идти речь.
Первая беседа наедине с Джонсоном
17 апреля я встретился с президентом в Белом доме по его приглашению. Мы беседовали наедине. Кабинет был тот же, что и при Кеннеди, но уже обставлен по-другому, без морской тематики, которую любил покойный президент. Преобладала техасская символика.
Джонсон был весьма приветлив. Он попросил передать поздравления Хрущеву в связи с его 70-летием. Показал сад Белого дома, своих любимых собак. Сказал, что любит поохотиться. Хорошо бы посоревноваться с Хрущевым. Он слышал, что советский премьер хороший охотник. „Гольф не для меня. Я люблю скакать на лошади и охотиться". Глядя на его мощную фигуру, этому можно было сразу поверить.
Затем вернулись в Овальный кабинет. Джонсон сказал, что давно хотел поговорить с советским послом о состоянии отношений между нашими странами. Заметил, что в целом удовлетворен им. „А каково Ваше мнение?" — спросил президент.
Ответил, что нашим двум правительствам действительно удалось создать определенные предпосылки к улучшению международной обстановки, что заключение договора о запрещении ядерных испытаний, достижение договоренности о невыводе на орбиту объектов с ядерным оружием, установление прямой связи между Кремлем и Белым домом содействовали улучшению советско-американских отношений. В этом году удалось найти взаимопонимание и в таком вопросе, как некоторое сокращение военных бюджетов. Теперь надо идти дальше, нужны долгосрочные меры по ограничению гони? вооружений. С этой точки зрения надо признать, что в текущем году сделано немного. Это, возможно, объясняется занятостью администрации выборами.