Сухая ветка сирени
Шрифт:
Свою машину Грошев оставил и поехал на милицейской.
Справа и слева от обсаженной вековыми деревьями дороги быстро проносились ухоженные поля, рощицы, проплывали хутора. Одну из рощиц неторопливо и настойчиво атаковывали два бульдозера. Они срезали кустарник, выдирали из земли пни и еще не вошедший в силу подрост.
Было в этом неторопливом, расчетливом движении тяжелых машин нечто такое, что встревожило Николая. Там, где он вырос, к деревьям относились уважительно. Их берегли, за ними ухаживали.
– Зачем такая жестокость? –
– Корчуют? Видите ли, хутора сселяются в поселки. Остаются брошенные усадьбы. Зачем же пропадать земле?
Кажется, все было логично, но жалость к деревьям все еще держала Грошева, и он почему-то смущенно пробормотал:
– Но ведь это роща… Или сад. Разрослись бы…
Радкевичиус рассмеялся.
– Деревья, лес, роща в наших местах не всегда друг. Простоит такая брошенная роща несколько лет, выбросит пасынков, семена во все стороны, и пахотная земля превратится в неудобь. А там, глядишь, и болото подберется. А пашни здесь и так не слишком много – в войну поля позарастали, да и за самой землей всегда требовался присмотр. Сейчас, когда хуторяне уходят в поселки, пашни прибавляется. Значит, богатеем. И здорово богатеем.
Грошев молчаливо согласился с оперативником и перевел разговор.
– Повсеместное явление это самое богатение. А у вас в связи с этим работы не прибавляется?
– Ну, это богатство звериных инстинктов не вызывает. Оно общее, работает на всех. Поэтому профессиональных преступников все меньше и меньше становится, практически, кроме гастролеров, их и нет. А вот непонятные случаи, вроде того, по которому мы едем, еще бывают. Молодежь иногда срывается в блатную романтику. Пожилые люди вдруг начинают переживать периоды, так сказать, первоначального накопления. Но в целом… В основном – профилактика.
Все правильно – такое происходит повсеместно. Так что же толкнуло Волосова на преступление? Романтика? Почти исключается. Солдат, пожилой человек, он видел и знал многое. Дешевой романтикой его не возьмешь. Припадок накопительства? Возможно… Но ведь и так было все необходимое, есть даже известная зажиточность. Однако вот странность: сберегательной книжки у Волосова не нашлось. Значит, могло случиться, что, купив автомашину, он израсходовал все свои сбережения и решил поправить дела воровством. Вариант возможный. У пожилых людей есть в чем-то оправданное стремление отложить на «черный день».
– Скажите, в вашем районе овец много?
– Н-ну… – удивился странному вопросу оперативник. – Не очень много, но есть.
– И на рынке баранина бывает?
– Да. У нас, кстати, рынки великолепные и цены на них, как правило, ниже государственных. Особенно в базарные дни.
Вот в том-то и дело, гражданин Волосов. Не верится, чтобы вы собирались украсть овцу. Даже решив заново приступить к накопительству. Ей, той овце, в базарный день и цена-то по местным понятиям грошовая. И вы ради тех денег на преступление не пойдете – ведь знали, что овчарни охраняются.
– Вы лично знали Волосова?
– Да, работал тогда в опергруппе. Поэтому меня и направили для связи с вами.
– Как он вел себя в быту?
– Очень скромный, тихий. Бывшая хозяйка, у которой он купил полдома, стирала ему, убирала, а готовил он сам. Копался в огородике – сада не разводил. Иногда выпивал, но очень редко и немного, часто выезжал на взморье, особенно в какой-нибудь порт, и околачивался там целыми днями. На допросе утверждал, что с детства мечтал стать моряком и вот теперь, под старость, полюбил сутолоку порта, запах моря и разноязычную речь.
Опять все логично и… романтично. Но в таком случае Волосову следовало бы поселиться у моря. Человеком он был свободным, и где покупать дом – для него значения не имело.
– А с этой… разноязычной речью он связан не был?
– Не думаю… Во всяком случае, никаких сигналов ни по каким каналам не поступало. На работе – скрупулезно честный и хозяйственный. Отчетность в ажуре, ни о каких «левых» сделках никто не слышал. Словом, и мне и остальным казалось, что с ним и в самом деле произошел психический срыв – у контуженных это, к сожалению, бывает. Либо… Либо следствие, и я в том числе, допустило некий просчет. Иначе мы бы не ехали на место преступления вторично.
– Вы его биографию вглубь копали?
– Из крестьян, призван в сорок первом, на следующий год, раненным, попал в плен, бежал, жил в приймаках на оккупированной территории: плохо заживала рана. Потом, опасаясь угона в Германию, ушел в леса, вступил в партизанский отряд и после встречи с Красной Армией стал командиром отделения, потом старшиной. Остался на сверхсрочную, но заболел и уволился. Поскольку родных у него нет, осел в нашем городе. Все логично.
– Пожалуй…
Машина свернула с шоссе, промчалась по гравийке, потом выехала на проселок, огибающий теперь не новые, а просто добротные совхозные постройки. Радкевичиус показал на разросшийся кустарник:
– Вот здесь все и произошло.
Грошев вышел из машины, и дисциплинированный шофер немедленно развернул машину. Николай молча смотрел на разросшиеся кусты сирени – уже мелкой, вырождающейся и дичающей. Не с этих ли кустов была сорвана та ветка сирени, что искали жулики?
– Здесь тоже были хутора?
– Да… И овчарня стоит на месте хутора. И там… И во-он там. В начале и в конце войны здесь шли тяжелые бои, часть хуторов сожгли и сровняли с землей еще в те годы.
– А почему же совхоз не корчует заросли? Неужели ему не нужна пахотная земля?
– Поначалу боялись снарядов и мин, потом саперы проверили, но ведь здесь масса окопов, воронок. Вручную не сделаешь, а техники было маловато. Стали использовать места под выпасы – потому и овчарня на этом месте. Сейчас техники много, будут и корчевать и окультуривать.