Сукины дети. Тот самый
Шрифт:
– Я не преступник! – завизжал гость. – Это был несчастный случай, я не хотел, – он прижал кулаки к глазам и снова зарыдал. Сквозь сопли и слёзы доносилось бормотание: – Я не хотел, так получилось… Она сама…
– Может, ты и не хотел, – сказал я. – Но видишь ли, дух думает иначе. Он не стал бы являться тебе, если б не верил, что виноват именно ты. А теперь самое главное: не зная, что конкретно ты сделал, я не смогу тебе помочь.
Геру трясло.
– Ладно, давай я буду говорить, – я знал, что так легче. Когда говорит кто-то другой, ты как бы и ни причём. Просто киваешь в такт словам –
Я вспомнил слова Геры, сказанные про карты: – Играю я редко, остаюсь при своих…
– Ты ведь не любил рисковать, правда? Не любил ни крупных выигрышей, ни проигрышей. Но в тот раз тебе не повезло. А отдавать-то нечем, верно? И ты пошел к ней… В ногах валялся, умолял. И она согласилась. Она бы и так согласилась, но видеть твоё унижение ей было приятно. Что было дальше?
– Она назвала мне карты, – я налил Гере водки, и он выпил её, икая и причмокивая, как воду. – И сказала ставить по одной, один раз за талью. Но главное условие… Главное, выиграв трижды, никогда больше не играть. Вообще. И я обещал, – после водки Гера пришел в себя, и теперь слова лились из него потоком – не остановить. – Отыгрался, на следующий день поставил ещё… Выиграл.
И он вновь замолчал. Вновь уставился в стол, затеребил пуговицу.
– Дай угадаю: тебе показалось мало.
– Тебе когда-нибудь шла карта? – сипло спросил Гера. – Это… Это круто. Как будто ты – хозяин мира.
– Значит, тебе показалось мало, – уточнил я. – И ты поставил в третий раз. И конечно же, проиграл.
– Сука, – устало выругался Гера. – Разве можно так над человеком издеваться? При разводе забрала всё: дом, машину, дачу на море… У меня осталась только игра. Но она умудрилась отнять и её.
– Значит, этой женщиной была твоя собственная жена.
– Она меня сделала. Обобрала сверху до низу. И всё из-за секретарши. Отомстила, блин. Я не хотел её убивать. Справедливости хотел… – он посмотрел на меня с вызовом. Нос хлюпает, глаза красные… – Я не хотел её убивать.
И тут женщина в белом появилась в третий раз.
Глава 4
На этот раз женщина даже не походила на духа: тело утратило прозрачность, стало плотным и обрело цвет.
Крашеная блондинка. Пышная, ярко накрашенная, в домашнем халате с рюшами.
Появившись за пределами солевого круга, в котором сидели мы с Герой, она сложила руки на груди и выставила полную ногу в тапке с пушистым помпоном. То, что я принял за помаду, было кровью на губах. Вместо глаз зияли чёрные дыры.
Несоответствие обыденного её домашнего облика и поведения, с страшным потусторонним лицом, внушало дикий экзистенциальный ужас.
Гера вновь завыл и попытался юркнуть под стойку, но женщина оборотила к нему пустые глазницы, и он застыл.
– Держись, Герасим, – тихо сказал я, едва разлепляя заледеневшие губы. – Через соль ей не пройти, а к утру дух обязательно развеется.
– Я к утру кони двину, – Гера вновь попытался упасть. Я ногой толкнул к нему табурет.
– А я тебя всё равно достану, – вдруг, совершенно спокойно, сказала женщина.
– Ты мне и так всю кровь выпила!.. – заверещал мой гость. – Всё ведь забрала, сука. Голого оставила!
Женщина мстительно улыбнулась, а затем наклонилась – волосы замели пол – и подула на соль.
Дыхание её было ледяным, в нём угадывались запахи промёрзшей могилы, мокрого дерева и сопрелых тряпок.
Крупинки соли начали размываться, разбегаться в стороны, как живые, и стало понятно, что через пару секунд круг перестанет быть цельным.
Взяв в одну руку нож, а в другую – тяжелый металлический табурет, я скомандовал Гере: как только круг разомкнётся – беги.
Последние крупинки откатились в сторону, женщина мстительно расхохоталась, а Гера рванул. Только рванул он не вдоль барной стойки, в обход круга, а прямо через него, как больной лось. Соль из-под его копыт брызнула в разные стороны.
План был таков: дух врывается в круг из соли, мы с Герой выскакиваем, и запечатываем линию за собой… Но то-ли я выразился недостаточно ясно, то-ли у гостя моего при виде бывшей жены, покойницы, последний разум отшибло, но всё пошло прахом.
Круг больше не был кругом и дух мог свободно перемещаться, куда захочет. А захотел он, разумеется, напасть на бывшего мужа.
На мгновение очертания женщины в халате размылись, стали белым облаком, а в следующий миг облепили грузную Герину фигуру, словно ватное одеяло.
Я растерялся. Не думая, попытался сорвать с него это одеяло, но руку обожгло, как огнём, и только прижав пострадавшую конечность к себе, я понял, что ожог был ледяным.
– А-А-А-У-У-У… – доносилось из зыбкого кокона, и не различить было, дух это воет, или человек.
Не представляя, что делать, я зачерпнул горсточку соли с пола и запустил ею в призрака.
Не помогло. Вероятно, добравшись до предмета своих вожделений, дух сделался на редкость крепок и силён.
Сквозь ватную завесу я видел посиневшее Герино лицо. Отчаяние, страх, а затем покорность судьбе и даже некоторое облегчение по очереди отражались в его мутных свинячьих глазках.
– Прости, Герасим, – одними губами сказал я, наверняка зная, что он меня не услышит.
И тут рядом с духом что-то плюхнулось на пол. Больше всего оно походило на кожаный мешочек, из которого валил чёрный дым.
Дух стёк с Геры, как мыльная пена, собрался в растрёпанную женщину, и тут же начал распадаться – словно повреждённое кислотой изображение на фотографии.
Тогда я рванул Геру на себя, окончательно освобождая его из липких объятий, и в тот же миг заметил Алекса.