Султан Луны и Звезд
Шрифт:
И тогда, оставшись в одиночестве, твой отец снова предался занятиям наукой. Я вновь стал сопровождать его в то время, которое он проводил в библиотеке и лаборатории, но теперь уже не в качестве учителя — ибо кто имеет право чему-либо учить султана? Теперь я стал его помощником. Поначалу твой отец предавался научным изысканиям только ради того, чтобы отвлечься от тоски, и наши труды носили неупорядоченный характер. Мы вновь наблюдали за движением созвездий по небесной тверди, мы вскрывали змей и дождевых червей, испытывали действие различных ядов на самых жалких из дворцовых рабов. Лишь через несколько лун наша работа приняла
С тех пор как он взошел на престол и стал султаном, долг монарха стал диктовать ему необходимость встреч с Пламенем во время церемоний, происходящих каждую луну в Святилище. Прежде твоему отцу много раз доводилось видеть, как его отец — твой дед — падает ниц перед Священным Пламенем. Теперь и для него настала очередь простираться перед этим символом власти и впитывать исходящую от него мудрость.
«Но, Симонид, — произнес он печально и торжественно, — никакой мудрости нет».
«Государь?» — непонимающе откликнулся я.
«Симонид, повторяю: я не слышал никакого голоса, мне не явилось никаких видений, — прошептал мне в ответ султан. — Следует ли страшиться того, что я страдаю некоей неполноценностью? Быть может, я вообще не из султанского рода? Ах, мой старый наставник, бывают времена, когда я просто-таки сгораю от стыда, храня свою тайну!»
От слов твоего отца у меня потемнело в глазах, закружилась голова. Я был верным сыном Унанга, я был звездой Школы Имамов, и хотя я посвятил свою жизнь изучению тайн природы, мне никогда не являлась мысль о том, что к Священному Пламени можно относиться иначе, как только с самой несокрушимой верой. И вот теперь вдруг та дверь, которую я для себя считал навсегда закрытой, вдруг открылась нараспашку.
«Симонид, — сказал султан, — ты понимаешь, что мы должны сделать?»
Я кивнул, хотя сердце мое от страха ушло в пятки. С того дня наши научные труды приняли совершенно особенный характер и стали поспешными. Конечно же, это было неизбежно: твой отец жаждал раскрыть тайну Пламени. Его изыскания не ведали границ. Из всех концов государства он призвал ученых мужей и женщин. Каждому из призванных было отведено почетное место во дворце, и со всеми ними султан подолгу беседовал. Некоторые его не понимали и полагали, что владыка говорит с ними туманно и загадочно. Другие же, напротив, понимали его слишком хорошо. Имамы забеспокоились — запахло еретичеством. Твой отец посмеивался над их страхами и отвергал их, но наедине с собой давал волю своему еретическому воображению.
Он медленно приближался к постижению истины, но в конце концов она поразила его подобно удару грома. Сколько раз он видел, как твой дед корчится на полу перед столпом Пламени? Да ведь старик попросту обманывал его! То ли твой дед был всего-навсего рабом собственных мечтаний, то ли умело играл свою роль — это не имело никакого значения. Ведь твоему отцу никаких откровений при общении с Пламенем дано не было!
Не было никакого священного экстаза! Не было никакого божества в Пламени! Древние сказания о кристалле были обманом, годным разве что только для незрелых детских умов!
Радость этого открытия так захватила твоего отца, что он был готов кричать о нем всем и каждому — но так было только поначалу. В науке нет ценности выше истины, но получилось так, что сфера изысканий
Пойми, юный принц, что сейчас я говорю только о том, во что верил твоей отец. Но истина не становится истиной лишь оттого, что кто-то верит в нее, даже если речь идет о самом могущественном человеке на свете.
Обуреваемый новообретенной уверенностью, твой отец ощутил себя неограниченно свободным. Ему противостояли одни только суеверия, и он убедил себя в том, что ни весь свет, ни тем более имамы не смогут поставить препятствий на его пути к осуществлению желаний. Он больше не желал покоряться велениям судьбы.
Миновало, пожалуй, около одного солнцеворота после смерти твоего деда, когда твой отец подверг свое могущество проверке и сделал это за счет указа, касающегося своего брата, с которым они были разлучены с раннего детства. В изданном указе было прописано о том, что калиф Куатани является важным союзником — притом, что империи постоянно грозят набеги уабинов.
«Я решил, — с хорошо разыгранной невинностью заявил твой отец, — совершить дружеское деяние. Я намерен лично навестить моего дорогого, горячо любимого брата».
Придворные при этих словах возроптали, ибо доселе султан никогда не покидал Каль-Терона — со времен Пророка. Замысел султана казался его приближенным возмутительным и глупым, но твой отец не желал слушать никаких возражений. Как хоть кто-то смел возражать ему, когда он разговаривал с Пламенем?
Я, конечно же, догадывался об истинных намерениях твоего отца. Он мечтал выкрасть невесту своего брата. Как горько я сожалею о том, что тогда не собрался наконец с мужеством и не попытался отговорить твоего отца от этого глупого замысла! Он мог бы стать хорошим правителем! Разве не сумел бы он покаяться в своих прошлых прегрешениях? Разве не смог бы он познать счастье, если бы только навсегда забыл о красавице Беле?
Но вышло так, что всего один престарелый имам дерзнул выказать самое невинное предостережение.
«Неужто, — вопросил этот старик, — Священный Владыка готов к тем неудобствам, которыми чреват долгий путь по пустыне? Неужто он готов рискнуть своей драгоценной жизнью, за которую молятся все унанги?»
«Но ведь я продолжил род, верно? — ответствовал твой отец. — Если я погибну, меня сменит сын. (Надо сказать, это утверждение некоторым показалось легкомысленным, ибо султан должен был иметь много сыновей ради обеспечения продолжения рода.) Кроме того, если все унанги молятся за меня, мне нечего опасаться за собственную жизнь», — с улыбкой добавил твой отец, и потрясенный его логикой имам не решился возразить и сказать, что за твоего деда также молились все унанги.