Султан Луны и Звезд

Арден Том

Визирь округлил глаза.

— Как же мне может не быть до этого дела, Оман, если мы с тобой весь вечер ублажали досточтимого шейха Рашида? Знаешь, если бы эта мерзость продлилась еще хоть мгновение, если бы я стал свидетелем того, как еще одна из лучших красавиц твоего гарема виляет бедрами перед физиономией этого злодея, меня бы стошнило! Подумать только — и он утверждает, что должен быть чист перед церемонией бракосочетания. Чист!

Несколько мгновений калиф и визирь мрачно молчали.

— Давай-ка, Эли, налей нам еще своего хмельного зелья! — приказал визирь. — Оман, испей этого напитка забытья и вспомни строки мудрого

Имраля: «Сколько бы прелестниц ни пытались утешить мужчину, ничто не приносит такого утешения, как забытье».

— Прелестницы? О чем ты говоришь, Хасем?

Эли Оли Али снова наполнил опустевшие кубки визиря и калифа. Подобное времяпровождение для Омана и Хасема было непривычным, но не то чтобы совсем неведомым. Если время от времени они отдавали приказы поколотить того или иного торговца брагой палками, а то и вырвать у кого-то из этих мерзавцев язык, все это делалось исключительно в угоду толпе, а вовсе не из-за того, что калиф и визирь были так уж набожны. Порой, как, бывало, говаривал калиф, только ненабожность и спасает, и уж если какая ночь и годилась для пьянства, так это нынешняя. Возможно, до желания предаться возлияниям Хасема и Омана довело лицемерное святошество Рашида Амр Рукра, а быть может, им попросту хотелось достичь такой степени забытья, которой не дали бы обычные забавы. И вот теперь, бражничая тайком, эти двое первых лиц государства забывались чем дальше, тем больше, и языки у них после каждой очередной порции спиртного развязывались все вольнее, а Эли Оли Али весь обратился в слух, дабы ничего не упустить. На его круглой физиономии застыла раболепная улыбочка.

— Позволь, я процитирую другое изречение, — предложил визирь Хасем. — «Когда ночь темнее темного, нет причин впадать в отчаяние, ибо темнота всегда предваряет свет».

— Хасем, — взвизгнул калиф, — шейх хочет забрать мою Мерцалочку!

— Это так, Оман, но я уверен в том, что когда он ее получит, то сразу же уберется. Уабины — племя кочевников, они не привычны к оседлой жизни. Они принесут нам немало огорчений, но это недолго протянется. Шейх требует драгоценный трофей — невесту, предназначенную для сына твоего брата, но когда он заполучит ее, он оставит нас с миром — повторяю, я в этом твердо уверен.

— Хасем?

— Оман?

— Ты готов отдать этому чудовищу мою маленькую дочурку?

— Оман, но мы всегда знали о том, что рано или поздно ее придется отдать!

Калиф покачал свой кубок с остатками браги.

— Хасем?

— Оман?

— Ты готов отдать ее... уабину?!

— У нас нет выбора, Оман!

Струя жидкости, выплеснутой из кубка, пролетела на безопасном расстоянии от визиря. Эли Оли Али, ухмыляясь, тут же поспешил к калифу и наполнил его опустевший кубок до краев.

Визирь Хасем не удержался от невеселой усмешки. Он смотрел на своего господина и повелителя с усталым изумлением.

Калиф отхлебнул браги и проговорил так, словно ничего не случилось:

— Хасем?

— Оман?

— Не забываешь ли ты кое о чем?

— Ха! — сверкнул глазами визирь. — А может быть, это «кое-что» и есть то самое?

— Честно слово, Хасем, порой я диву даюсь — о чем ты только говоришь?

Эли Оли Али в этом был солидарен с калифом. Двое его высокопоставленных заказчиков переговаривались не слишком громко. Сводник придвинулся поближе. Прислуживать за столом, пусть даже таким важным особам, — пожалуй, это было несколько унизительно

для человека с такими амбициями, но Эли Оли Али не возражал. Совсем не возражал. Он был уверен в том, что за свое унижение будет вознагражден — так или иначе. Да и потом: разве Каска Далле хоть раз удавалось вот так приблизиться к царственным особам?

— Оман, — проговорил визирь, глаза которого от волнения разгорелись, — долгие годы мы страшились того дня, когда твоей дочери наконец настанет черед выйти замуж. Но подумай головой! Когда принцессу заберет шейх Рашид, какие чувства испытает султан к этой жалкой провинции? Его гнев, которого мы всегда так боялись, обрушится не на нас, а на орды уабинов!

— Хасем, все же ты, по-моему, кое о чем забываешь!

У Эли Оли Али от волнения подрагивали усы. Он надеялся, что калиф вот-вот проговорится — что ему стоило проговориться в обществе какого-то лакея? Он, Эли Оли Али, — лакей? Глупости! Сводник мысленно вздохнул и мысленно же восславил чудодейственные свойства бражки. О, видел бы его сейчас Каска Далла!

А визирь продолжал развивать свою мысль:

— А если султан отнимет у Рашида драгоценный трофей, что тогда? Как только он раскроет тайну и проведает о том, что принцесса бестелесна, разве первым делом ему не придет в голову мысль о том, что она околдована злыми чарами Рашида? И тогда разве не разгневается он на уабинов вдвойне?

— Хасем, ну точно же, ты о чем-то все время забываешь!

— Ни о чем я не забываю, Оман! А вот ты размышляешь, забывая об обычаях уабинов. Рашид увезет принцессу далеко в пустыню прежде, чем позволит себе тронуть ее хотя бы пальцем. Разве ты не слышал, как он нынче вечером говорил о том, что намазывает свой детородный член особым бальзамом?

— Я подумал — это оттого, что у него оспа, — поежившись, неприязненно проворчал калиф.

— Ха! Этот бальзам предназначен для того, чтобы усмирять жар похоти, и Рашид должен пользоваться им до тех пор, пока не вернется в те земли, которые люди его племени почитают священными. Только посреди далеких западных пустошей он возжаждет обладать принцессой, а дотуда — несколько лун пути! Но задолго до этого за ним в погоню рванутся войска султана! О, у этой жалкой провинции не будет причин опасаться возвращения Рашида!

— Хасем, мне бы хотелось, чтобы ты перестал называть мое царство «жалкой провинцией». И все же я утверждаю: ты по-прежнему кое о чем забываешь, а забываешь ты вот о чем: я знаю, что Мерцалочка должна выйти замуж, но уж если она должна выйти замуж, то уж лучше бы за сынка моего братца, чем за этого грязного кочевника. О, неужели же нельзя ее воссоединить? — Маленький толстячок, расчувствовавшись, вцепился в свой тюрбан, рывком отмотал полосу ткани. — Будь он проклят, будь проклят этот злобный прорицатель! Хасем, должен быть какой-то способ!

— Не говори глупостей, Оман! Разве мы не искали его, разве не молились? Разве не молились еще и еще, разве снова не предпринимали поисков? Джинн Джафир исчез. Мы испробовали все средства для того, чтобы твоя дочь снова стала целой, единой, но все было тщетно. Ничего нельзя поделать, а если и можно было бы, тогда что? Как нам уберечь ее от шейха Рашида? Если бы войско султана поспело сюда вовремя, тогда еще, пожалуй... Но нет, это вряд ли, Оман, вряд ли...

Калиф не слушал своего советника. Он глубоко задумался. Но вдруг его пухлую физиономию озарила счастливая улыбка.