Сумасшедшая деревня
Шрифт:
– А где тогда старичок со старушкой?
– ехидно спросила толстуха.
– Да не было здесь никаких старичков!
– свирепея, ответил Алеша.
– Бы-ли, - медовым голосом проговорила дачница.
– Ты сам говорил, что они вышли.
– Да отстаньте вы от них со своими стариками, - сказал пассажир в белой панаме.
– Не съели же они их. Значит вышли ваши старики.
– Не-ет, - пропела дачница.
– Не выходи-или. А эти, - она кивнула на Алешу и мимикров, - скорее всего какие-нибудь шпионы. Надо бы в дорожную милицию сообщить. Пусть
– Шпионы в электричках не ездят, - сказал мужчина с газетой.
– Они все на машинах, да вертолетах. А эти - не вомбаты конечно, и не тюлени. Это мутанты какие-то. Наверное мальчик из цирка?
– Ды, мы из цирка, - почти выкрикнул Алеша и поднялся со своего места. Он забрал сумку и скомандовал мимикрам: - Выходим!
Остановки долго ждать не пришлось, и Алеша с друзьями выскочили на платформу, где мимикры снова приняли вид старичка и старушки.
– Ой!
– закричала толстая дачница, высунувшись в окно.
– Смотрите-ка, люди добрые, я же говорила, что никакие они не кенгуру и не тюлени. Это же самые настоящие шпионы!
– В это время двери закрылись, и электричка пошла дальше.
– Ничего, - сказал Алеша.
– Осталось всего три остановки. Только больше не засыпайте.
Дождавшись следующего поезда, Алеша с мимикрами благополучно добрались до станции Тучково и сели в автобус, который должен был довезти их до деревни Игнатьево. Пассажиров в автобусе было очень много, но Фуго с Дариндой уступили места и они доехали с комфортом. На двух маленьких старичков сразу обратили внимание, и один здоровенный рыжий детина в рваной майке, с небритой физиономией миролюбиво проговорил:
– Вот лилипутов у нас здесь ещё не было.
– Они не лилипуты, - сказал Алеша.
– Ну карлики, - поправился детина, а какая-то женщина презрительно посмотрела на него и сделала замечание:
– Не хорошо карликам говорить, что они карлики. Неприлично.
– Я не знаю, что там прилично, а что - нет, - ответил детина.
– Меня вот все бугаем зовут, и я ничего, не обижаюсь.
– Бугаю может и наплевать на то, что он бугай, - строго сказала культурная женщина.
– Он может за себя постоять.
– Вот я за себя и стою, - сказал детина и показал пассажирам огромный рыжий кулак.
– А карликам обидно, - закончила свою мысль женщина.
– Вам обидно?
– обратился детина к Фуго.
– Послушайте, - разнервничался мимикр.
– Поговорите с кем-нибудь другим. У меня что-то нет настроения обсуждать - карлик я, лилипут или неизвестное науке животное.
– Ну конечно, - охотно согласился детина.
– Вот только ответьте, вам обидно или нет? Я хочу этой умной гражданке доказать, что здесь нет ничего обидного.
– Не обидно, не обидно, - махнул рукой Фуго, и детина страшно обрадовался.
– Вот видите, - сказал он женщине.
– Карлик сам говорит, что ему не обидно.
В общем, разговор этот закончился только тогда, когда
Всю дорогу до дома Фуго ворчал, как настоящий старый дед:
– Карлики ему не нравятся! У меня может тоже от его небритой физиономии разболелся живот. Лучше бы купил себе новую майку...
– Молчи, Фуго, - пыталась успокоить племянника Даринда, но чем больше она это делала, тем сильнее Фуго распалялся.
– А то ведь я не посмотрю, что он такой здоровый. Видали мы таких здоровых.
Успокоился Фуго лишь, когда они подошли к реке.
Старый подвесной мост был достопримечательностью Игнатьева, и когда Алеша с мимикрами взошли на него, Фуго с Дариндой ощутили, как доски, в буквальном смысле, уходят у них из-под ног. Подвешенная конструкция раскачивалась из стороны в сторону, вверх и вниз, и мимикрам пришлось вцепиться в трос, чтобы не свалиться в реку. Алеша шел впереди и все время подбадривал их, но деревенские мальчишки на середине моста раскачали его, и мимикры от ужаса закрыли глаза, чтобы не видеть, как у них под ногами ходит ходуном темная речная вода.
Переправа заняла у них не мало времени, и на другой берег мимикры доползли совершенно обессиленными. Фуго свалился на траву под старую раскидистую липу и жалобно проговорил:
– Надеюсь, дом, в котором мы будем жить, не подвесной?
– Нет, - ответил Алеша и помахал рукой заядлому рыбаку Николаю Бабкину, который не выпускал из рук удочку с ранней весны и до поздней осени. Двадцатилетний комбайнер был очень хорошим человеком и отличным работником, но все свое свободное время он тратил на рыбную ловлю. Его домашним не всегда это нравилось, и жена частенько говорила ему: "Коля, выбирай: или я, или рыба". На что Николай обнимал её и отвечал: "Рыбонька моя, конечно же ты". Но на зорьке снова убегал на реку.
В деревне Игнатьево была всего одна улица, по обеим сторонам которой стояли двух и трехэтажные рубленные дома с верандами. Эти бревенчатые хоромы утопали в роскошных садах, где цвели все виды цветов: от крошечных голубых незабудок, до царственных георгинов. Яблони, как и положено, были усыпаны крупными яблоками, груши - грушами, а сливы - сливами. Во многих дворах стояли резные беседки, а самые изобретательные и домовитые хозяева снабдили такими резными домиками даже своих собак.
– Боже мой!
– замерев от восторга, воскликнула Даринда.
– Как же здесь хорошо!
– Это вы ещё не все видели, - сказал Алеша таким тоном, будто он сам построил и вырастил все это великолепие.
Светлана Борисовна увидела сына из окна и выскочила на крыльцо. Алеша бросился ей на встречу, и после долгих объятий и поцелуев мама наконец обратила внимание на гостей.
– Ой, извините, - сказала она, с ужасом вглядываясь в знакомые лица. Кто это?
– Два маленьких старичка стояли у калитки с каменными лицами и молча ожидали, когда Алеша сам все объяснит маме.
– А ты догадайся, - хитро улыбаясь, сказал Алеша.