Сумасшедшая шахта
Шрифт:
– Не жалу-у-у-у-юсь! – ответил Валера, с достоинством борясь со спазмами шейных мышц. – А ты что т-у-у-у-т делаешь?
– Хочу здесь обосноваться... Земную жизнь пройдя до половины.
– А-а-а-а... – не поверил Валера. Местные люди считают Приморье малоприспособленным для жизни.
– Ну я пошел! Рад был встретиться!
– А-а-а-а... где-е-е... жи-и-вешь?
– Там, где и жил – на бывшей базе ВИМСа, заходи как-нибудь, водочки попьем.
И, озираясь по сторонам в поисках Борьки, я направился в сторону гастронома.
Борис Бочкаренко (170 см, 52 кг) гордился своей внешней схожестью с Жан-Полем Бельмондо. Познакомился я с ним на втором курсе. Борька учился на третьем и
– Не могу же я идти на работу в несвежем...
Отец у него был пехотным полковником, прошедшим войну до Рейхстага. Борька рассказывал, что папаша всю войну не расставался с противотанковым ружьем и в часы затишья часто ходил с ним вместо снайперского ружья на передовую – при удачном выстреле немца эффектно разрывало надвое. В семидесятые годы старший Бочкаренко работал каким-то военным консультантом в ЦК Компартии Таджикистана и в подарок на свою свадьбу от этой партии Борька получил хорошую трехкомнатную квартиру.
По специализации он был инженерным геологом-гидрогеологом и очень скоро стал начальником с обширным кабинетом, премиленькой секретаршей и белой "Волгой". Но был им всего года два-три, потом случился скандал с секретаршей и лишь благодаря отцу он вылетел из своей гидрогеологической конторы относительно сухим.
Борька умел подбирать приятелей. Одним из его друзей был капитан милиции Толик Зубков. С Зубковым на пассажирском кресле можно было ездить пьяным, к тому же он время от времени выручал его из неприятных ситуаций.
Другим его приятелем был Искандер Сафарзаде – тихий, сухощавый, чрезвычайно уверенный в себе таджикский аристократ и начинающий ученый-филолог. Борька любил ходить с ним по злачным местам и затевать там драки. Сафарзаде был обладателем черного пояса по карате и для него уложить человек десять подвыпивших бугаев было плевым делом. Но он не укладывал – по просьбе товарища он лишь приводил противников в состояние нокдауна, а добивал их Борька.
А третьим его приятелем был я. Борька любил приходить ко мне в любое время суток с дюжиной шампанского или пачкой сигарет. Мы болтали с ним до утра о Платонове, Шопенгауэре, о ценах на дизельное топливо и невзирая на мое изрядное превосходство в живом весе, он частенько меня перепивал.
Так получилось, что я его женил. Однажды, еще в студенчестве, я договорился со своей симпатичной подружкой Натали что Новый 1972 год мы встретим вместе с ней. А чтобы нам не было скучно, мы решили, что я приведу двух своих друзей, а она – двух подружек. Когда мы ввалились к ней в одиннадцатом часу ночи с огромными корзинами с шампанским, ликерами, водкой и ананасами, то первое, что мы увидели, это были салаги со второго курса нашего факультета (Наташка предпочитала выбирать жениха из большого количества претендентов). Возмущенно переглянувшись, мы тут же ушли. И мне пришлось звонить своей предыдущей подружке Галке Злобиной. К счастью, оказалось, что она встречает Новый год с двумя своими подругами. "И только ради них я согласна на твое присутствие" – сказала она мне перед тем, как положить трубку.
И мы пошли к ней. Это был самый скучный Новый год в моей жизни – Галка так и не допустила меня до себя. И мне пришлось сидеть и напиваться. Лешке Суворову повезло больше – ему досталась очень большая женщина Люся, но он не растерялся и очень скоро расположился на ее пространных коленях. А Борька сразу же после десерта исчез с Людмилой в Галкиной спальне. И через три месяца совершенно неожиданно пригласил меня на свадьбу...
Брак Бориса и
Борис не раз пробовал бороться со своей пагубной страстью. Он по-своему любил Людмилу, детей, ему нравилось приходить домой после работы или свиданий и даже делать что-нибудь по хозяйству. Но стоило ему узнать, что в соседний институт поступила на учебу шоколадная жительница далекого и таинственного Буркина-Фасо, он нежно целовал жену и уезжал в городскую библиотеку, чтобы выяснить, как по-буркинофасски будет: "Вы так милы, мадам! Дозвольте мне поцеловать вам что-нибудь!".
Людмила пыталась что-то сделать, пару раз даже изменяла ему в воспитательных целях, но ничего не помогало. И она привыкла и мстительно стала дожидаться того счастливого времени, когда половые часы мужа достигнут половины шестого и навсегда остановятся.
...Я любил Борьку. Он был необязательным человеком, многое в нем мне не нравилось, но он был добродушным, незлобивым парнем. Он был понятным и понимал. Когда я уезжал из Душанбе навсегда и мы обнялись с ним на перроне, Борька заплакал...
Я наткнулся на Бориса в гастрономе "Приморье". Он стоял у рыбной витрины и, глядя на копченых палтусов, сглатывал слюну.
– Килограмма три хватит? – спросил я, подойдя к нему.
Борис резко обернулся и, узнав меня, бросился обнимать. После того, как мы трижды поцеловались, он сказал:
– Жрать хочу, последний раз вчера вечером ел.
И пошарив глазами по торговому залу, бросился к молочной выкладке и схватил пачку вишневого йогурта.
– А что так?
– Да Людка меня не отпускала... – ответил Борис раскрыв пачку и в выпив содержимое в один присест. – Узнала на какую дату я билет купил и отгул взяла, чтобы я не сбежал. Я поклялся собственным здоровьем, что не поеду и смылся на день раньше. Заначки моей только на билет и хватило. Перед отъездом Плотников обещал подкинуть, но я его не нашел...
– Так ты, что, один сегодня спал!!?
– Да нет, типун тебе на язык, не один... С удэгейкой. Последней, между прочим удэгейкой в Приморье. Но, е-ный случай, все получилось как в анекдоте – как только я ее вздрючил и уже подумывал идти индейку с апельсинами доедать, приперлась ее свекровь... Что тут началось! Хорошо, что я шмотки свои в камере хранения оставил! А утром, когда я в гастрономе на углу лапшу продавщице колбасного отдела вешал, на эту свекровь опять нарвался... Так что позавтракать мне не удалось...