Сумеречные миры
Шрифт:
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно…
Замечаю, как удивленно поднимаются у Лены брови, и внутренне усмехаюсь. Значит, и я могу ее сегодня чем-то удивить. Но тут приходит очередь удивиться мне самому. Невидимые инструменты подхватывают мелодию. Я было опешил, но быстро справился с собой.
— Твой мир колдунами на тысячу лет
Укрыт
Лена опирается подбородком на руки, задумчиво смотрит на меня, не слушая, что шепчет ей Магистр, а я пою:
— В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда я тебя на руках отнесу туда,
Где найти невозможно…
Поклонившись на аплодисменты, хочу сойти со сцены, но меня не отпускают. Требуют еще. Я поражен. Неужели в Монастыре еще не слышали Высоцкого? Но что мне спеть еще? Что они смогут понять из творчества Владимира Семеновича? Ведь он весь в шестидесятых, семидесятых годах двадцатого века!
Видя мое замешательство, Лена кричит:
— Андрей! Из военного репертуара!
И я выдаю сразу несколько песен: «Их — восемь, нас — двое», «Я — „Як“, истребитель», «Братские могилы», «Спасите наши души!» и несколько других. Зал гремит аплодисментами. Под конец, решив разрядить атмосферу в зале, я говорю:
— В завершение я спою вам шуточную песню, которая как нельзя лучше отражает обстановку в той фазе, где я побывал совсем недавно.
Перебираю струны и начинаю:
— В заповедных и дремучих
Страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей…
После каждого рефрена "Страшно, аж жуть! " зал награждает меня взрывом хохота. Когда я заканчиваю, кланяюсь и схожу, наконец, с помоста, меня провожает гром аплодисментов.
По общему замыслу, я должен пригласить на сцену следующего, но я не знаю, кого, и поначалу теряюсь. Но потом вспоминаю, что и меня-то ведь никто не предупреждал. Лена просто подошла, взяла меня за руку и отвела на сцену. Положусь на интуицию, она редко подводит. Я направляюсь к столику, соседнему с нашим, за которым сидит молодая брюнетка в зеленом костюме. Она с улыбкой протягивает мне правую руку, а левой подхватывает своего соседа, и мы втроем идем к сцене.
Возвращаюсь к своему столу, когда эта пара уже начала свой номер. Что они там делают, я не вижу. В горле у меня пересохло, руки от волнения немного дрожат. Андрей, понимая мое состояние, протягивает бокал вина. Выпиваю залпом.
— Ничего, Андрэ, ничего, — хлопает меня по плечу Магистр, — это было здорово! Здесь еще ничего подобного не слыхали.
— Нет, так дело не пойдет! — протестует Жиль. —
Он разливает по бокалам вино и предлагает:
— Давайте выпьем за наших артистов: за Андрея, за Елену, за Филиппа. Я не могу никому из них отдать предпочтение, поэтому предлагаю выпить за них всех вместе. Они заслуживают самых высоких почестей.
Мы выпиваем, и я протестую:
— Но я-то здесь совсем ни при чем. Песни-то не мои, а Высоцкого…
— Но спел-то нам их все равно ты! — не соглашается Кристина. — Скажи лучше, а там, где ты был, в Синем Лесу, действительно живут кикиморы и шастают лешие?
— Там живут хуры, а шастают ларки и Черные Всадники, — мрачно отвечаю я.
— Хуры! Ларки! А кто это такие?
— Хуры — вампиры в облике прекрасных юных девушек. А ларки — жуткие твари с пастью крокодила, пожирающие вас живьем. Причем до самого конца вы чувствуете, что вас едят, — еще более мрачно поясняю я.
— Какой ужас! А Черные Всадники?
— Эти страшнее всех. Это погибшие души, попавшие под власть Синего Флинна. Все они — искусные воины, хорошо вооружены, неуязвимы для обычного оружия и служат Синему Флинну для охраны его владений. Если хуру можно игнорировать, от ларки — убежать, то встреча с Черным Всадником означает неминуемую гибель.
Тут я замечаю, что все еще держу в руках гитару, и вешаю ее на спинку стула. А Кристина никак не может прийти в себя от изумления.
— И часто вам приходится бывать в таких местах? Как же вы там работаете?
Магистр начинает ей что-то объяснять, а я поворачиваюсь к Лене и наливаю две рюмки коньяка. Беру ее руку в голубой перчатке и целую нежным долгим поцелуем, в который стараюсь вложить всю свою любовь и всю преданность своей повелительнице. Лена прижимается лбом к моему плечу и шепчет:
— Я люблю тебя.
Я молча кладу руку ей на горячее плечо, и мы выпиваем коньяк. На закуску припадаю губами к этому прекрасному плечу.
Еще долго мы сидим с Леной, взявшись за руки, глядя друг на друга, время от времени отвлекаясь на тосты. Концерт между тем кончился, и вновь свободное пространство заполнилось танцующими парами. Танцует Леночка так же превосходно, как и все, что она делает. Движения ее легки и грациозны, как у кошки. Иногда я танцую с Катрин, Кристиной или Жанной, но чаще, конечно, с Леной.
Возвращаясь после танцев на место, мы с Леной быстро находим руки друг друга, и они замирают где-нибудь у меня или у нее на колене. Мы молча смотрим друг на друга и разговариваем без слов. Это то редкое состояние, когда так легко и четко читаются мысли.
Приходим мы в себя, когда замечаем, что остались за столом одни.
— А где все? — спрашиваю я.
— Пойдем, поищем, — предлагает Лена, — не забудь гитару.
На выходе из зала нас останавливает мужчина лет сорока.
— Лена, будь добра, представь нас друг другу.