Сумерки над башнями
Шрифт:
В его немецком явно чувствовался акцент жителя Москвы.
— Я ищу своего друга, — ответил Боллард.
Человек, по ширине плеч ничуть не уступавший дверному проему, качнул головой.
— Здесь никого нет, — сказал он, — кроме меня.
— Но мне сказали…
— Вы ошиблись домом.
Однако едва страж произнес эти слова, как откуда-то из глубины дома послышался шум. Загрохотала мебель; кто-то начал кричать.
Бросив взгляд через плечо, русский хотел захлопнуть дверь прямо перед носом Болларда, но тот успел поставить на порог ногу и, воспользовавшись замешательством,
Боллард увидел комнату с ярко-красным дощатым полом, блестевшим так, будто он был только что выкрашен. И тут на сцену вышел сам дизайнер этого интерьера. Его туловище было разрезано от шеи до пупка. Человек пытался зажать руками страшную рану, но это не помогало остановить хлещущую кровь, вместе с которой на пол вываливались его внутренности. Боллард увидел глаза человека — в них была смерть, но тело еще не получило приказа лечь на пол и умереть; оно дрожало в своей последней жалкой попытке убраться подальше от места свершившейся казни.
От этого зрелища Боллард оцепенел. Русский силой выволок его обратно в холл, что-то крича ему в лицо. Что именно дико выкрикивал русский, Боллард не понял, однако руки, схватившие его за горло, в переводе не нуждались. Это была мертвая хватка. Русский навалился на него всем телом, но Боллард, чувствуя небывалый прилив сил, оторвал руки нападавшего от своей шеи и изо всех сил ударил его в лицо. Удар оказался предельно точным. Русский сразу обмяк, повалился на спину и умолк.
Боллард оглянулся на алую комнату. Мертвец уже исчез, но на пороге еще валялись куски человеческой плоти.
Из комнаты послышался смех.
Боллард обернулся к русскому.
— Ради бога, что здесь происходит? — спросил он, но русский лишь молча смотрел в открытую дверь.
Смех затих. В комнате мелькнула тень, и чей-то голос произнес:
— Боллард?
Голос звучал хрипло, словно его обладатель говорил день и ночь без остановки, и это был голос Мироненко.
— Не стойте на холоде, — сказал он. — Входите. И пропустите Соломонова.
Первый русский уже шагнул к двери, но Боллард задержал его.
— Не бойтесь, товарищ, — сказал Мироненко, — Пса больше нет.
Однако Соломонов, несмотря на спокойный тон Мироненко, разрыдался, когда Боллард подтолкнул его к двери алой комнаты.
Мироненко был прав: в комнате было теплее. И никакого пса. Была только кровь, очень много крови. Человека с распоротым туловищем, видимо, утащили с места бойни, пока Боллард и Соломонов дрались. Над ним поработали с извращенной жестокостью: череп был расколот, внутренности кучей валялись на полу.
И в углу этой ужасной комнаты, скорчившись, сидел Мироненко. Его сильно избили, судя по кровоподтекам на голове и торсе, однако на небритом лице русского расплылась улыбка, как только он увидел своего
— Я знал, что вы придете, — сказал он и взглянул на Соломонова. — Они меня выследили. Думаю, хотели убить. Верно, товарищ?
Соломонов дрожал от страха, переводя блуждающий взгляд с круглого, как луна, покрытого синяками лица Мироненко на разбросанные по полу куски внутренностей, и нигде не находил спасения.
— Что же им помешало? — спросил Боллард.
Мироненко медленно встал. Увидев это, Соломонов вздрогнул.
— Расскажи мистеру Болларду, — сказал Мироненко. — Расскажи ему, что здесь произошло. — От ужаса Соломонов потерял дар речи. — Разумеется, он из КГБ, — сказал Мироненко. — Как и тот. Весьма опытные агенты, которым полностью доверяли. Но не настолько, чтобы предупредить, бедные идиоты! Так что их послали убивать меня, снабдив только пистолетом и молитвой. — Эта мысль его рассмешила. — Которые в данных обстоятельствах оказались совершенно бесполезны.
— Умоляю… — пробормотал Соломонов, — отпустите меня. Я ничего не скажу.
— Ты скажешь то, что они захотят, товарищ, как и все мы, — ответил Мироненко. — Верно, Боллард? Мы все рабы нашей веры, разве не так?
Боллард внимательнее пригляделся к лицу Мироненко; оно как-то странно распухло, и дело тут было явно не в синяках. Его кожа словно двигалась сама по себе.
— Они сделали нас очень забывчивыми, — сказал Мироненко.
— И что же вы забыли? — поинтересовался Боллард.
— Самих себя, — последовал ответ, и Мироненко выбрался из своего темного угла на свет.
Что с ним сделали Соломонов и его погибший спутник? Все лицо Мироненко превратилось в сплошную массу мельчайших синяков, на шее и висках образовались мешки, наполненные сгустками крови, которые Боллард принял сначала за кровоподтеки, однако они пульсировали, словно под кожей находилось что-то живое. Тем не менее Мироненко это не беспокоило, когда он протянул руку к Соломонову. От его прикосновения незадачливый убийца намочил штаны, но Мироненко не собирался его убивать. Вместо этого он ласково стер слезинку с его щеки.
— Возвращайся к ним, — сказал он, — и расскажи все, что ты видел.
Соломонов либо не поверил своим ушам, либо — как и Боллард — заподозрил что-то неладное, видимо решив, что это ловушка, и, когда он пойдет к двери, случится что-то ужасное.
Однако Мироненко повторил:
— Иди. Оставь нас, пожалуйста. Или ты предпочитаешь остаться и поесть?
Соломонов сделал неуверенный шаг к двери. Увидев, что ничего не произошло, он сделал второй, затем третий, после чего выскочил на улицу и скрылся из виду.
— Расскажи им! — крикнул ему вслед Мироненко.
Хлопнула входная дверь.
— Что рассказать? — спросил Боллард.
— Что я все вспомнил, — сказал Мироненко. — Что я нашел кожу, которую у меня украли.
Впервые с того момента, как Боллард переступил порог этого дома, он почувствовал тошноту. И дело было не в крови и костях на полу, а во взгляде Мироненко. Такие яркие глаза он уже видел. Но где?
— Ты… — тихо проговорил Боллард. — Это сделал ты.
— Конечно, — ответил Мироненко.