Сумерки памяти
Шрифт:
Вы оба смотрите на меня, а я как будто бы очнувшись ото сна, поднимаю голову и глядя на тебя и сына, говорю:
— Да, да. Мы останемся. Мы пробудем здесь столько, сколько позволят приличия. Мужу было бы приятно узнать, что наш сын пошел по его стопам и смог продолжить это семейное дело.
Итак, ты уговорил нас остаться. Мы продолжаем жить в твоем доме, и все снова идет по-прежнему. С моим сыном у тебя, как и раньше, складываются прекрасные отношения, только теперь вы общаетесь гораздо чаще, и ты с удовольствием делишься с ним своим
Однажды, оставшись со мной наедине, ты говоришь:
— Я хотел бы обсудить с вами одну тему… Но я очень опасаюсь, что вы можете неправильно меня понять.
Я удивленно смотрю на тебя, совершенно не догадываясь, о чем идет речь и отвечаю:
— Говорите смело. Разве могут быть секреты между близкими друзьями? Ведь за столько лет мы с вами стали больше, чем просто знакомые.
Ты ходишь по комнате и, не зная, как лучше подступиться к столь сложному разговору, начинаешь издалека:
— Все эти годы, которые вы прожили в моем доме, вы были для меня почти как сестра. Я полюбил вашего сына, и даже во многом считаю себя причастным к его воспитанию…
— К чему вы это говорите? — удивляюсь я.
— Видите ли, за этот последний год в моем отношении к вам многое изменилось. Я как бы стал смотреть на вас несколько другими глазами. И привыкая к вам, как к одинокой незамужней женщине, я уже перестал видеть в вас только жену моего друга. Понимаете, я полюбил вас. И прошу вас сталь моей женой.
Я пораженно смотрю на тебя.
— Но я думала, что после такой любви и счастья, в котором мы жили с моим покойным мужем, я уже никогда не смогу ни к кому привыкнуть, — говорю я растерянно. — Неужели вы думаете, что для меня возможен второй брак?
— Ко мне вам не придется долго привыкать, — уже более уверенно говоришь ты, — Вы провели рядом со мной столько лет, и поверьте мне, вам будет легко сделать этот шаг.
— Но не совершим ли мы этим предательства перед моим супругом? — обеспокоено спрашиваю я.
Ты берешь меня за руки и, глядя мне в глаза, говоришь:
— Он бы понял, что я не имел права бросать вас с сыном одних на произвол судьбы. Но при этом он бы конечно понял и ту страсть, которая проснулась в моем сердце, после того как вы остались столь одиноки и беззащитны.
— Но разве я могу выйти замуж не любя?
Ты улыбаешься и отвечаешь:
— Просто вы еще ни разу не смотрели на меня другими глазами. Рано или поздно, но вы ответите мне взаимностью.
— Прервись ненадолго, — сказал он, снова садясь в кресло. — Я хочу задать тебе один вопрос.
— Какой?
— Я ведь обманывал тебя, когда говорил, что мое отношение к тебе переменилось только в последнее время?
— Конечно. Ты просто очень боялся, что я допущу хотя бы мысль
— А отсюда тебе видно, насколько сильно я тебя там любил?
— Да, я, как обычно, могу смотреть за других людей. И глядя через твои чувства, я ощущаю, что твоя страсть ко мне была испепеляющей. С тех самых пор, как я зашла в двери твоего дома, ты думал обо мне постоянно. Это было как наваждение, неизлечимая болезнь, которая год от года все больше заполняла твое сердце…
Я вижу нас уже мужем и женой. Каждый следующий день все больше приближает нас друг к другу. И однажды я говорю:
— Знаешь, раньше, если я просила маму рассказать мне, что такое любовь, она отвечала: «если рядом с тобой находится человек, которого ты любишь, то для тебя все время светит солнце, а когда он тебя покидает, ты погружаешься в ночь».
— Я думаю, что она была права, — отвечаешь ты.
— А что же тогда я испытываю к тебе? — говорю я задумчиво. — Я не знаю, как это назвать, потому что когда ты уходишь, для меня не только день оборачивается темной ночью, но и воздух исчезает и не дает мне дышать.
В ответ ты крепко сжимаешь меня в объятьях и говоришь:
— Значит, мы чувствуем с тобой одно и то же. И это нечто большее, чем просто любовь. Это наша судьба.
— В общем-то, на этом я вполне могу закончить рассказ об этой жизни, — сказала я вставая. — Потому что дальше я видела только отрывочные картины о том, как мы прожили там до глубокой старости, и как, умирая, ты все время держал меня за руку, боясь расстаться.
— И значит, там не было никаких магических заклятий? — спросил он, подходя ко мне. — И чернокнижником был там кто-то другой, и колбы с ретортами стояли совсем в ином доме?
— Да, хотя я и не понимаю, как этот человек мог так ошибиться. Возможно, он принял тебя за отца моего мужа, или просто перепутал эту жизнь с какой-то другой. Не знаю. А что ты можешь мне сказать по этому поводу?
— Я думаю, что только что ты стала свидетелем прекрасной иллюстрации того, что порой настоящая любовь способна привязать человека гораздо сильнее, чем магические заклятья. Что же касается значимости именно этого воплощения в нашей нынешней судьбе, то, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что с 1320-го года у нас ни разу не было повода вернуть долги этой жизни, если таковые вообще имели место…
— То есть, ты хочешь сказать, что из той жизни до наших дней не дошло ничего, кроме этих воспоминаний?
— Думаю, да. Хотя увидеть ее все-таки следовало, потому что иногда одними такими воспоминаниями мы можем оборвать различные невидимые, и едва ощутимые нити, тянущиеся из далекого прошлого и не позволяющие нам спокойно жить.
— Ну, хорошо, — сказала я помолчав, — с 1320-м годом я разобралась, а как быть с тем, живой ты человек или нет? Объясни мне это.