Сумерки в полдень
Шрифт:
— Да, они не говорят этого в парламенте, — отозвался Антон, — но говорят между собой.
Грач фыркнул, взглянув на Антона с откровенной насмешкой.
— Того, что они говорят между собой, вы не слышали и слышать не могли, а за сочинительство, как рассказывал мне Ватуев, вам уже однажды попало и попадет еще больше, если не перестанете в этом упражняться.
— Ничего я не сочинял и не сочиняю, — обидчиво возразил Антон. — Я слышал, как директор банка, которым владеют Асторы, обещал Троттеру, советнику германского
Недовольство в черных глазах сменилось удивлением, но тут же уступило место раздражению.
— Где и как могли вы слышать, что сказал директор банка Асторов Троттеру?
— В Кливдене.
— Где?..
— В Кливдене. Во дворце лордов Асторов в Букингемшире.
Грач выпрямился, сделал судорожное глотательное движение, будто что-то застряло у него в горле, и раскрыл в удивлении рот.
— Как вы попали в их дворец? — спросил он тихо, словно опасался, что их разговор подслушают.
— Старый Астор пригласил, — ответил, также понизив голос, Антон.
Удивление и недоверие в черных глазах снова сменились раздражением.
— Опять сочиняете, Карзанов. И сочиняете глупо.
— Да нет, Виталий Савельевич, я не сочиняю. Разрешите, расскажу по порядку, а то вы и в самом деле не поверите мне.
Грач отвалился на спинку кресла и, не сводя с лица Антона укоризненно-холодных глаз, с насмешливым недоверием разрешил:
— Ну рассказывайте, рассказывайте.
Антон торопливо рассказал о поездке в Кливден и разговоре в гостиной дворца, следя за Грачом с нарастающей тревогой. Сначала тот слушал его с кривой усмешкой, потом жестко сложил тонкие губы, которые вскоре вытянулись, выражая пренебрежение. Губы подобрались, когда Антон кончил, но жесткая складка, образованная ими по краям рта, осталась, угрожающе затвердев.
— Пишите объяснение! — коротко приказал Грач.
— Какое объяснение, Виталий Савельевич?
— Не понимаете? Или опять разыгрываете простачка-дурачка?
— Действительно, не понимаю, — признался Антон. — Что я должен объяснять?
— Все надо объяснить, — жестко проговорил Грач. — Все! Почему поехали в Кливден с беляком Луговым, несмотря на запрещение Льва Ионовича встречаться с ним. И почему пошли во дворец Асторов. И зачем вступили в разговор с сыном хозяйки, а затем в спор с самой хозяйкой.
— Но ведь все это случайно, — оправдывался Антон. — Все случайно, кроме согласия поехать с Луговым-Аргусом. Но, когда я садился в его машину, у меня и мысли не было, что окажусь в Кливдене и встречусь с его хозяевами.
— Случайно может быть раз, — холодно объяснил Грач. — Когда повторяется, как у вас, то это уже не случайно, а намеренно.
— Не было у меня намерения встречаться с Луговым, а тем более ехать с ним в Кливден! — горячо возразил Антон. — Хотя, честно говоря, меня интересовала «кливденская клика», и
— Вот! Вот! Вот! — почти обрадованно вскричал Грач, будто нашел или поймал то, что хотел найти или поймать. — Вот и объясните все это.
— Хорошо, Виталий Савельевич, — согласился Антон. — Объясню.
— Объясните! Объясните! — повторил громко Грач и, понизив голос, зло добавил: — И еще объясните, почему взяли на себя роль письмоносца между англичанами сомнительного поведения и женами советских дипломатов.
— Каких англичан сомнительного поведения?
— Ах, вы и этого не знаете? Или не помните? — издевательски спросил Грач.
— Это я знаю и помню, — признался Антон, вспомнив о письме Хэмпсона Елене, и, покраснев, быстро пообещал: — Хорошо, объясню и это.
Однако, едва Антон поднялся, Грач остановил его и, пряча сверкание глаз под опущенными веками, сказал:
— О письме не надо. С Еленой я сам разберусь.
В своей комнате Антон долго сидел над листом чистой бумаги, не зная, что писать. Решив наконец, что оправдываться ему не в чем, он коротко изложил встречу с Луговым-Аргусом в соборе св. Павла и мотивы, заставившие Антона сесть в машину и поехать с журналистом за город. Все остальное было случайным следствием этой ошибки. Он занес было объяснение Грачу, но того в комнате не оказалось, и потому оставил листок на столе. Вернувшись в свою комнату, стал ждать, когда его вызовут Грач или Андрей Петрович, голос которого он слышал в вестибюле. Они были заняты своими делами, и Антон ушел из полпредства, сказав Краюхину, что будет весь вечер в отеле и, если потребуется, пусть привратник позвонит ему.
В тот вечер он не потребовался, но уже утром на другой день Грач, встретив его в вестибюле, подчеркнуто вежливо, но сухо попросил не уходить из полпредства: предстоит разговор с советником. И вскоре Антона пригласили к Андрею Петровичу.
В кабинете советника он застал не только Грача, но и Ракитинского, который торопливо дочитывал отчет Антона о прениях. На столе перед Андреем Петровичем лежал листок бумаги: видимо, вчерашнее объяснение Антона. Он сел, как обычно, в углу, но советник жестом подозвал его поближе, показав на свободный стул у столика. Отодвинув листок с объяснением, он взял у Ракитинского отчет и, найдя нужную страницу, поднял глаза на Антона.
— Можете повторить разговор об Украине, который слышали в Кливдене? — спросил он.
Антон повторил, добавив, что обещание двинуть на помощь Гитлеру «молчаливые армии, которые никогда не гибнут», было встречено с ухмылкой удовлетворения почти всеми, кто присутствовал в гостиной кливденского дворца.
— А как проверить, что это не сочинительство? — недоверчиво произнес Грач, глядя прищуренными глазами в окно.
Советник в недоумении пожал плечами: рассказ не поддавался проверке.