Сумерки зимы
Шрифт:
– Похоже, главный приз достается тебе, мой мальчик, – сказала Фарао, и в ее голосе тоже не было дружелюбия.
Макэвой поднял голову. Ребра отчаянно ныли, пара зубов явно шатались. Но хуже всего была вот эта необходимость объясниться – его всего передергивало от одной мысли, что упустил убийцу.
– Имеется связь, – заговорил Макэвой, и голос его звучал в точности как у провинившегося школяра.
Он зажмурился. Постарался убедить себя, что чем быстрее покончит с этим, тем лучше. Надо выложить все карты на стол и надеяться, что тогда картина обретет целостность и четкость. Как совсем недавно,
– В день убийства Дафны Коттон помощник главного констебля Эверетт попросил меня нанести визит некоей Барбаре Стейн-Коллинсон, чей брат был найден мертвым в открытом море. Его звали Фред Стейн. Он единственный выжил в одной из давних трагедий с траулерами у берегов Исландии, в 1968 году. Спасся в шлюпке с двумя другими моряками. Те погибли, он – нет. Неделю назад Фред отплыл к месту крушения с группой телевизионщиков-документалистов, чтобы поведать свою историю и опустить на месте трагедии памятный венок. Однако исчез, так и не достигнув цели. Распереживался в ходе съемок, вышел на палубу подышать и бесследно пропал. Несколько дней спустя тело Фреда обнаружили в дрейфующей спасательной шлюпке. В другой шлюпке – не из тех, что были на борту. Значит, припасена она была заранее. Хорошо спланированное самоубийство? Чувство вины перед товарищами за свое спасение? Возможно. Только меня это насторожило. Короче говоря, я связался с писателем по имени Расс Чандлер. Он временно проживает в Линвудской усадьбе…
– В том дурдоме? – ахнула Шарон Арчер. Можно подумать, Макэвой признался, что его осведомителем был сексуальный маньяк.
– Чандлер там на просушке. Проблемы с выпивкой. Так или иначе, сегодня он позвонил мне и спросил, когда же мы за ним явимся. Упомянул про список телефонных переговоров Тревора Джефферсона…
Коллеги Макэвоя недоуменно зашевелились, озадаченно переглядываясь.
– Джефферсон? Барбекю из больницы?
– Да. Обнаружилось, что Чандлер мало того что свел за комиссионные Фреда Стейна с телекомпанией, так какое-то время назад он подкатывал и к Тревору Джефферсону. Ему пришло на ум написать книгу о единственных выживших. О людях, которые спаслись, когда остальные погибли.
Глаза Макэвоя нашли Триш Фарао. Руки сложены на груди, губа прикушена, но слушает внимательно – легким кивком она дала понять, что уразумела, к чему он клонит.
– Джефферсон выжил при пожаре, в котором сгорели его жена и дети, – продолжил Макэвой. – У самого даже крошечного ожога не было.
Он снова помолчал, выжидая, не задаст ли кто вопрос.
– И при чем тут Энжел Мартиндейл? – спросила Киркленд. Она все еще не пришла в себя после того, как увидела Хелен Тремберг в «Скорой помощи» с забинтованной рукой.
– Чандлер и с ней разговаривал. Она – единственная выжившая жертва убийцы, которого пресса окрестила Мясником-из-Бара. Он насиловал женщин в общественных
Макэвой снова посмотрел на Фарао. Начальница подбодрила его очередным кивком.
– Дафна Коттон в детстве пережила страшную трагедию. Всех ее родных боевики зарубили мачете. Покрошили на куски. В церкви. А она выжила. Единственная из всех.
Колин Рэй сел ровнее, выпрямился, демонстрируя внимание.
– Самосуд?
Макэвой покачал головой:
– Не укладывается. Насчет Джефферсона еще можно понять. Особенно если это он совершил поджог. Но Стейн? Дафна Коттон? Энжел Мартиндейл? Чем они-то провинились?
Макэвоя прервал скрип отворяющейся двери уборной. В зал паба вышел криминалист в белом комбинезоне и с голубой защитной маской на лице, в руках – поднос с пакетиками собранных улик. Он оглядел полицейских, сообразил, что выбрал крайне неудачный момент. Поставил поднос на ближайший стол. Глядя на Фарао, глуховато сказал сквозь маску:
– Отпечаток того же ботинка. – И, пятясь, вышел через боковую дверь, впустив ледяной воздух и уличный шум.
– Отпечаток? – Макэвой удивленно смотрел на Фарао.
– Простите, сержант. – Голос Триш так и сочился сарказмом. – Виновата. Не поделилась с вами этим фрагментом. Надеюсь, вы сможете меня извинить, я не нарочно. Просто как руководитель следствия я предпочла оставить эти сведения при себе. Обидно, правда?
– Значит, это был он, так? Парень, что расправился с Дафной?
Фарао кивнула:
– Похоже на то.
– Получается, ты дважды его видел, – подал голос Нильсен.
– Да, – смиренно согласился Макэвой.
– Это был тот же мужик? Ну, то есть та же комплекция? Телосложение? Глаза голубые? – Нильсен вдруг ухмыльнулся: – Он снова плакал?
Макэвой даже порадовался, что Нильсен запомнил его описание. Хоть кто-то слушал его.
– Вне всякого сомнения. Глаза я видел лишь мельком, но они те же. Голубые. Покрасневшие. И влажные, словно он плакал.
– И жертва готова это подтвердить?
– Да. Было сложно добиться от нее чего-то вразумительного, но описание совпадает. Он действительно плакал. Сидел над нею целую вечность, спустив штаны и занеся нож, и вовсю хлюпал носом.
– В бюджете хватит денег на составление профиля? – спросил Колин Рэй у Фарао.
Та без раздумий кивнула.
Вопреки случившемуся Макэвой чувствовал себя приподнято. Прямо на глазах они превращались в команду профессионалов. Со всех сторон уже сыпались вопросы. Догадки. Фарао наконец вышла из-за стойки и мягким движенем подтолкнула Киркленд и Нильсена поближе к старшим по званию.
– Кем бы ни был этот выродок, спонтанно он не действует, – принялась она рассуждать. – Ясно как божий день, что у него все хорошо продумано. Взвешено. Кто-то сильно одержим чудесными спасениями, и нам предстоит выяснить, какого рожна этот «кто-то» возомнил, будто имеет право перечеркнуть их.
Макэвой оторвался от игрального автомата и взял стул. Полицейские расселись неровным кружком, и с каждым прозвучавшим словом Макэвой чувствовал себя все более вовлеченным в этот круг. Именно так он и представлял себе будущее, хлопоча о переводе в уголовный отдел.