Сумма Оснований, Искусство (фрагмент)
Шрифт:
И если их претензии нелепы,
Кто нас, слепых, ведет - те сами слепы!
– Но я хотел бы выступить в защиту.
Ее начну я с истины забытой
Тому назад лет сто уже почти.
О ней и вспоминать - то неприлично,
Но довода другого не найти:
Первична форма, а бесформенность вторична!
– Вот так защита! Лучше уж нападки.
– Здесь вовсе нету никакой загадки
А только лишь простое указание
На нам знакомый
Известен восприятия секрет
Там видеть форму, где ее и нет.
И в современной нам психиатрии
Есть даже тесты хитрые такие
Похожа клякса то ли на цветы,
То ли на женщину, то ли на домик в поле:
Скажи врачу, что в кляксе видишь ты,
А он тебе ответит, чем ты болен
Шизофрения или паранойя...
Нам интересен здесь такой момент,
Что видит каждый новый пациент
Все в той же кляксе что-нибудь другое.
Здесь каждый видит что-нибудь свое
В случайной форме нету содержания,
Но мы интерпретируем ее,
Тем самым совершая акт познания.
И это не составит нам труда
Мы в жизни поступаем так всегда.
Для нас все тени, облака и волны
Имеют узнаваемые формы,
Хотя они лишь случая игра
А в них самих играет детвора.
Излюбленным занятьем было в детстве
Разглядывать с друзьями облака.
Вон то - верблюд, а это, по соседству
Ну вот, с рогами!
– голова быка.
Свободен выбор только лишь в начале:
Нам свойственно держаться за модель,
Раз в облаке портфель мы увидали,
То дальше будем видеть лишь портфель.
Хотя б, к примеру, контуры Европы
Географ в нем скорее угадал
Мы связываем новый матерьял,
Используя при этом личный опыт.
Да что там игры - это ерунда!
Наш глаз интерпретирует всегда.
А истинная цель интерпретации
Иметь как можно меньше информации.
(Вот кляксу посадил. Как это кстати
Пора и нам провериться, читатель
Возможно, мы давно сошли с ума
От напряженных умственных занятий!)
9
Когда мы смотрим на картину Гойи,
Увидеть трудно что-либо другое,
Кроме того, что изображено.
Другое дело - мастера абстракции
Они открыты для интерпретации.
Порою с кляксой схоже полотно,
Но не случайны контуры и краски
Художник предлагает нам подсказки,
Предоставляет щедро кирпичи,
Чтобы постройку формы облегчить.
Вдруг - резко возрастает энтропия
Модель готова. Кайф и эйфория.
Но быть
Не интересны легкие загадки.
Здесь к пониманью нужно прорываться
Для этого и служит провокация.
Был мастером такой игры Пикассо
Фрагменты брал, привычные для глаза,
Но ставил в композиции такой,
Чтоб не согласовались меж собой.
Часть тела - в профиль, прочее - анфас:
Он провоцирует, запутывает глаз.
Деревья или женщины "дриады"?
Неясно сразу - разбираться надо.
Мы - словно бы присяжные в суде,
Где все противоречат показания,
Никто не скажет слова в простоте,
И все хотят уйти от наказания.
Изобличить стремится прокурор,
А адвокат - в нас заронить сомнение,
Но только справедливый приговор
Доставить может удовлетворение.
Забудет ли хоть кто-то из присяжных
Преступников, свидетелей, волнение?
Останется огромным впечатление,
Пусть даже речь и шла... о мелкой краже.
Так в нас художник будит интерес
Картина создается, словно пьеса,
Чтоб сделать восприятия процесс
Подобием судебного процесса.
Когда решенье не находим сразу,
Уже не так мы доверяем глазу
Осмотр картины нужно повторить.
Художник задержал наше внимание,
Преодолел пассивность созерцания
И вынудил сознательно творить:
Теперь должны мы сами постараться
Собрать головоломку из частей
Той противоречивой информации,
Которую имеем на холсте.
Но вот когда, в награду за мучения,
Мы обретаем все-таки ответ,
Глубоким остается впечатление,
Хотя и был совсем простым сюжет.
(Но если неудача нас постигла,
И образ мы построить не смогли,
То станет, сколь ее ты не хвали,
Нам живопись подобная противна.
"Раз я в картине смысл не нахожу
Его там нет! Понятно и ежу!")
10
– Логично объяснение?
– Согласны,
Но разве вам не кажется опасным
Так широко искусство трактовать?
Раз мастерства критерии нежестки,
Любой профан полезет на подмостки,
Чтоб гения святую роль играть!
Теперь вся глупость мира напоказ:
Скульптурой называют унитаз,
Любой предмет - лишь было б утверждение,
Что это чье-то там произведение.
Искусство умерло! Куда ж деваться нам?
В истории бывал ли больший срам?
Но оказалось - не предел и это,