Сумма теологии. Том IX
Шрифт:
Ответ на возражение 2. Порыв страсти побуждает человека уступить страсти прежде, чем разум принял о ней решение. Затем, этот порыв страсти обусловливается или её резкостью, что свойственно людям желчным [(то есть холерикам)] (-, 46, 5), или неистовством, что свойственно меланхоликам, которые в силу своего земляного темперамента легче других впадают в неистовство. С другой стороны, подчас человек оказывается не в состоянии следовать принятому решению, поскольку ему недостаёт сил сообразовываться с разумом по причине слабости его темперамента. Подобное и по тем же причинам, что и у женщин, наблюдаются у людей флегматического темперамента. Однако все эти следствия, как было показано выше, связаны с телесным темпераментом как с сопутствующей, но не достаточной причиной невоздержанности.
Ответ на
Раздел 2. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ НЕВОЗДЕРЖАННОСТЬ ГРЕХОМ?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что невоздержанность не является грехом. Ведь сказал же Августин, что «никто не грешит в том, чего нельзя избежать» [441] . Но никто не может избежать невоздержанности, согласно сказанному [в Писании]: «Познав же, что иначе не могу овладеть ею, как если дарует Бог» (Прем. 8:21). Следовательно, невоздержанность не является грехом.
441
De Lib. Arb. III.
Возражение 2. Далее, всякий грех, очевидно, берёт своё начало в разуме. Но суждение разума в невоздержанном превозможено. Следовательно, невоздержанность не является грехом.
Возражение 3. Далее, тот, кто неистов в божественной любви, не грешит. Но неистовость божественной любви делает человека невоздержанным. Так, Дионисий говорит, что «Павел, будучи одержим божественной любовью… сказал: “И уже не я живу, но живёт во мне Христос” (Гал. 2:20)» [442] . Следовательно, невоздержанность не является грехом.
442
De Div. Nom. IV, 13.
Этому противоречит следующее: она входит в одно перечисление наряду с другими грехами, о чём читаем: «…клеветники, невоздержны, жестоки…» (2 Тим. 3:3). Следовательно, невоздержанность является грехом.
Отвечаю: невоздержанность в отношении материи можно рассматривать двояко. Во-первых, её можно рассматривать просто и в строгом смысле слова, и тогда невоздержанность, как и распущенность, связана с вожделениями осязательных удовольствий, о чём мы уже говорили, рассуждая о воздержанности (155, 2). Такая невоздержанность является грехом по двум причинам: во-первых, потому, что невоздержанный уклоняется оттого, что сообразовано с разумом; во-вторых, потому, что он окунается в постыдные удовольствия. Поэтому философ говорит, что «невоздержность осуждают не только как недомыслие», то есть за уклонение от разума, «но и как известную порочность», то есть за следование дурным желаниям [443] . Во-вторых, невоздержанность в отношении материи можно рассматривать в строгом смысле слова, а именно как уклонение от сообразованного с разумом, но не просто, как, например, когда человек не следует модусу разума в своём желании почестей, богатства и тому подобного, что само по себе представляется благом. В этом случае о невоздержанности говорится не просто, а относительно, подобно тому, как [относительно можно говорить] о воздержанности (155, 2). Такая невоздержанность греховна не потому, что [человек] уступает порочным желаниям, а потому, что [он], желая то, что приличествует желать, при этом не блюдёт модус разума.
443
Ethic. VII, 6.
В-третьих, о невоздержанности в отношении материи можно говорить не в строгом смысле слова, а метафорически; например, в отношении желания того, что нельзя использовать дурно, вроде желания добродетели. О невоздержанности в подобных вопросах можно говорить метафорически потому, что как невоздержанный [в
Ответ на возражение 1. Без помощи Бога человек не может ни избежать греховного, ни соделать благого, согласно сказанному [в Писании]: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5). Поэтому потребность человека в божественной помощи для того, чтобы быть воздержанным, отнюдь не означает, что невоздержанность не является грехом; в самом деле, как сказано в третьей [книге] «Этики», «то, что мы делаем благодаря друзьям, в известном смысле мы делаем сами» [444] .
444
Ethic. III, 5.
Ответ на возражение 2. Суждение разума в невоздержанном превозмогается не необходимым образом, в каковом случае он не совершал бы никакого греха, а вследствие некоторого небрежения, связанного с тем, что он не проявляет стойкости в противлении страсти, придерживаясь сформированного его разумом суждения.
Ответ на возражение 3. В этом аргументе речь идёт о невоздержанности в метафорическом, а не строгом смысле слова.
Раздел 3. ГРЕШИТ ЛИ НЕВОЗДЕРЖАННЫЙ ЧЕЛОВЕК ТЯЖЕЛЕЕ, ЧЕМ РАСПУЩЕННЫЙ?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что невоздержанный человек грешит тяжелее, чем распущенный. В самом деле, человек, пожалуй, грешит тем тяжелее, чем в большей степени поступает наперекор совести, согласно сказанному [в Писании]: «Раб же тот, который знал волю господина своего… и не делал… бит будет много» (Лк. 12:47). Но невоздержанный, похоже, в большей степени поступает наперекор совести, чем распущенный, поскольку, согласно сказанному в седьмой [книге] «Этики», невоздержанный человек знает, что желаемое им порочно, и всё же стремится к нему под влиянием страсти, тогда как распущенный считает желаемое им благом [445] . Следовательно, невоздержанный человек грешит тяжелее, чем распущенный.
445
Ethic. VII, 4.
Возражение 2. Далее, очевидно, что чем тяжелее грех, тем более он неисцелим, по каковой причине грехи против Святого Духа, будучи наиболее тяжкими, считаются непростительными. Но грех невоздержанности, похоже, более неисцелим, чем грех распущенности. Действительно, человек исцеляется от греха посредством наставления и исправления, которые, пожалуй, в отношении невоздержанного человека бессмысленны, поскольку он знает, что поступает дурно, и всё же поступает именно так, в то время как распущенному кажется, что он поступает хорошо, и потому наставление было бы для него благом. Следовательно, похоже, что невоздержанный человек грешит тяжелее, чем распущенный.
Возражение 3. Далее, грех человека тем тяжелее, чем более страстно он грешит. Но невоздержанный грешит более страстно, чем распущенный, поскольку невоздержанного обуревают неистовые страсти и желания, которым не всегда подвержен распущенный. Следовательно, невоздержанный человек грешит тяжелее, чем распущенный.
Этому противоречит следующее: любой грех отягчается нераскаянностью, в связи с чем Августин называет нераскаянность грехом против Святого Духа. Но, согласно философу, «распущенный не способен к раскаянию, поскольку придерживается своего собственного выбора, но всякий невоздержанный способен к раскаянию» [446] . Следовательно, распущенный человек грешит тяжелее, чем невоздержанный.
446
Ethic. VII, 9.