Сумрачный лес

Роннефельдт Каролина

– Это вряд ли, – твердо произнес Карлман, неожиданно выныривая из кустов.

– А ты откуда взялся? – спросила его мать. – Я думала, ты в доме, с Гортензией.

– Она сразу же отправила меня на улицу, и я прокрался через сады к дому Бульриха. В его зеленой гостиной окно открыто. Я позвал его, но там тишина, а Бульрих вряд ли стал бы от меня прятаться.

– Он ни от кого никогда не прятался, – покачал головой Звентибольд.

– Я совсем не это имел в виду, – пробормотал Карлман и покраснел, – во всяком случае, его нет дома.

– Ну, похоже, он нашел много белых грибов! – Звентибольд старался сохранить легкомысленный тон,

хотя мысленно задавался вопросом, взял ли Бульрих с собой фонарь. Кажется, не взял. А сумерки между тем сгустились настолько, что Гортензия, едва вернувшись из дома с подносом, уставленным бокалами и бутылками, попросила зажечь лампы, висевшие среди роз над их головами.

– Прекрасно! – похвалила она, когда Карлман и Звентибольд, выполнив ее просьбу, снова уселись за стол, а розовая беседка засияла теплым светом. – Не желаете ли глоток чего-нибудь? – Гортензия указала на два хрустальных графина, янтарное и рубиновое содержимое которых соблазнительно мерцало в свете свечей. – Здесь у нас медовуха, а тут настойка, на ягодах из моего сада, разумеется.

Звентибольд, как и она сама, выбрал крепкую медовуху. Гортензия принялась разливать, и Бедда позволила сыну выпить немного настойки. Биттерлинг поднял бокал и торжествующе оглядел полные ожидания лица собравшихся.

– Дорогая Гортензия, – начал он, – позвольте мне прежде всего поблагодарить вас за щедрое гостеприимство!

Пусть воспоминания о нем останутся с нами надолго. От имени устроителей Праздника Масок я сердечно приветствую вас в нашем совете! Не сомневаюсь, что с вашим врожденным вкусом и благородством вы достойно представите свой великий род. Да здравствует маскарад и все квендели в Холмогорье и за его пределами!

– Что он имеет в виду, говоря «за его пределами»? – прошептала Бедда, прикрываясь рукой.

– Неважно, – прошептала в ответ Хульда. – Просто это хорошо звучит!

– И за его пределами! – величественно повторил Звентибольд. – Пусть ее идеи будут плодотворны, как урожай ягод в саду, а слова весомы, как содержимое погребов по осени!

Гортензия бросила на него острый взгляд, но Биттерлинг притворился, что ничего не заметил.

– Эх, белый гриб, шляпка зонтиком, давайте выпьем! – воскликнул он, поднимая бокал.

Розовую беседку наполнил веселый звон. Все выпили друг за друга, и Гортензия благосклонно улыбнулась.

– Спасибо, Звентибольд, для меня это большая честь, – сказала она. – Пусть наши праздники будут веселыми, а маски добрыми! За Баумельбург и Зеленый Лог! Ура счастливому союзу!

– Прекрасно сказано, – искренне растрогалась Хульда, вытирая слезинку из уголка глаза.

Они подняли бокалы во второй раз и вскоре наполнили их снова. Карлман, однако, получил выговор от матери, когда протянул опустевший бокал Гортензии.

– Да брось, – рассмеялся Звентибольд, – настойка еще никому не вредила, коли есть где преклонить голову. Пусть мальчик выпьет еще глоток!

И тогда Бедда милостиво разрешила выпить второй бокал.

– Какой добрый кузен, – не удержалась она от замечания в адрес Биттерлинга, потом повернулась в кресле и окинула оценивающим взглядом забор.

В окружавшей беседку темноте светились окна соседних домов. То тут, то там в кустах мелькали огоньки, зажженные в других садах дружескими компаниями, собравшимися насладиться теплом летней ночи.

Не успела Бедда договорить, как Гортензия вдруг резко поставила бокал и спросила:

– Во имя пустотелых

трюфелей! Куда же запропастился Бульрих?

Взглянув на Звентибольда, Гортензия поняла, что тревожится не она одна.

Глава четвертая

Крик совы

Переклички стай совиных Отзываются в долинах. Слышен, далью повторенный, Хохот филина бессонный. Месяц осветил тропинку, Блещет ящерицы спинка. По-гадючьи, змей проворней, Расползлись под нами корни, А над нами, пальцы скрючив, Виснет путаница сучьев [4] . Иоганн Вольфганг Гете

4

Перевод Б. Пастернака.

– Я совершенно уверена, что он давно дома, уютно расположился у камина и перебирает свои карты, – сказала Хульда в наступившей тишине.

Несмотря на решительный тон, она неуверенно переводила взгляд с одного собеседника на другого. Вечерний покой был безвозвратно утрачен.

– Действительно, он наверняка уже вернулся домой, – поддержала подругу Бедда. Она сказала это без обычной ехидной интонации, с которой почти всегда отзывалась о своем зяте. – Думаю, Хульда права. Мы его не слышали и не видели, а он тайком проскочил мимо нас, старый мошенник!

– Я могу прямо сейчас пойти и посмотреть, – предложил Карлман и встал. – Возьму фонарь и сбегаю к нему еще раз.

– Пожалуй, мы сходим все вместе, – решил Звентибольд, отцепив от вьющейся розы светильник, висевший у него над головой.

Гортензия и остальные последовали его примеру, и вскоре небольшая процессия покинула розовую беседку. За пределами ярких кругов, которые их фонари отбрасывали на землю, было совсем темно. Они миновали садовые ворота и вышли на Бузинную улицу. Слева и справа виднелись освещенные гостиные квенделей, где ужинали или уютно посиживали у камина. В конце улицы дома попадались все реже, а тропинка за ними и вовсе тонула в кромешной тьме.

– Может быть, он уже спит, – предположил Карлман.

Никто не ответил, и только сверчок застрекотал в высокой траве.

– Или зашел к соседу, – добавил молодой квендель.

– Он редко приходит так поздно, – ответил Звентибольд.

– А вдруг именно сегодня это взбрело ему в голову! – настаивал Карлман.

– Но это совсем на него не похоже, – возразил Звентибольд. – Кроме того, внутренний голос подсказывает мне, что это не так.

– Неужели? – прошептала Хульда и, вздрогнув, уставилась в окружающую черноту, где в нескольких шагах стоял притихший дом Бульриха.