Сундук старого принца

Гнездилов Андрей Владимирович

— Ты молчишь, графиня? — закричал он. — Ты боишься шевельнуться и бледнеешь от одного приближения этого человека? Ты делаешь вид, что не знаешь его? Но я смогу сказать тебе, кто он такой. Взгляни на его волосы и на волосы твоего ребенка! Взгляни на их лица! Не правда ли, они удивительно схожи?

С этими словами он вскочил из-за стола и бросился на меня с обнаженным мечом. Толпа его слуг последовала за ним. Но чудо, через мгновение они отшатнулись от меня. Их оружие не принесло мне ни малейшего вреда, словно они разили воздух.

— Это оборотень! — послышались вокруг голоса. — Колдун! Призрак! — Граф стоял онемев, когда к его уху потянулся старый шут в бренчащем красном колпаке и что-то стал шептать ему.

— Посмотрим, — молвил тот. Быстро повернувшись к Лайме, он выхватил у нее ребенка и, подняв

над головой, шагнул к жарко пылавшему камину.

— Графиня! Вас ждет последнее испытание. Возьмите кинжал и заколите этого человека. Если вы откажетесь, я швырну вашего ребенка в огонь!

Наверное, не бывает на свете минут страшнее той, что я пережил. Дрожащие руки Лаймы вцепились в рукоятку кинжала, протянутого мужем. Слезы заливали ее лицо, хотя черты его будто окаменели. Глаза не могли оторваться от моих глаз. Она пыталась нанести мне удар, но у нее ничего не получалось. Одно только слово вырвалось из ее губ, закушенных до крови: «Помоги!» Я чувствовал острие кинжала у себя на груди и рванулся ему навстречу. На этот раз моя плоть оказалась уязвимой, и холодная сталь вошла в меня, обрывая жизнь. Я упал на холодные плиты, и несколько собак кинулись лизать мою кровь. Внезапно в тишине раздались шаги. Скрюченная фигура старого шута, подсказавшего графу дьявольский совет, склонилась надо мной. Проклятие! Я узнал Биг Бэна. С легкостью взяв меня на руки, он двинулся в темноту коридоров. На этот раз прошло немало времени, пока я пришел в чувство.

— Что со мной было, Биг Бэн?

— Ты заблудился и попал на несколько веков раньше! — отвечал тот. — Лайма еще не знала тебя.

— А что было с ней после того убийства?

— Она сошла с ума от твоей крови.

Воистину, он говорил непостижимые вещи. Все, хватит. С меня довольно. Я решил уехать из города, чтобы никогда больше не встречаться с Биг Бэном. Чародей ли он или мистификатор, но если я хочу сохранить свой разум, я должен расстаться с ним. И верно, я исполнил бы свое решение, если бы не очередная встреча с Лаймой. Да, да… я опять увидел ее.

Это случилось накануне намеченного мной отъезда. Я уснул, и вдруг яркий свет заставил меня раскрыть глаза. Сев в постели, я стал оглядываться. Прямо передо мной сидела Лайма, губы ее улыбались, а в глазах стояли слезы. Я стал что-то говорить ей, неотступно думая о странности нашей беседы, и не в силах вспомнить, в чем заключается тревожащий меня вопрос. Она молчала, угадывая мое беспокойство, затем вдруг протянула мне руку со сжатым кулачком. Пальцы медленно раскрылись, и в ладони ее засверкало аметистовое колье. Я взял его и тотчас же все вспомнил. «Да, ведь она умерла, — подумал я. — Значит, это мне снится!» Я отвернулся от Лаймы, лег на другой бок и попытался заснуть. Таким же образом, как обычно засыпают, то есть сомкнул веки. Не знаю, сколько прошло времени, но свет по-прежнему светил на меня. Я снова встал и протер глаза. Лайма сидела на том же месте против меня. «Но ведь это не сон, любимый», — шепнула она, прочитав мои мысли. Радость охватила меня. Ошибка! Ну конечно, я что-то перепутал. Лайма жива, и я просто был в каком-то затмении, считая ее мертвой. Окончательно очнувшись, я увидел себя на улице против дома, где раньше жила Лайма. Только тут сознание действительности опять вернулось ко мне. Как же она может быть жива, если уж год миновал с момента ее погребения? Пуста была ее комната, а на кладбище цвел жасмин на ее могиле. Но что за сон или явь привиделись мне? Почему колье, утерянное после моего визита к Биг Бэну, снова вернулось ко мне? Отчего меня мучит мысль, что я должен отдать часовщику эту вещь? А может быть, Лайма отдала аметисты, чтобы еще мгновение побыть в моей жизни?! Может, это выкуп за будущее?

Биг Бэн! Великий часовщик, бессмертный хранитель времени! Верно, у тебя, имеющего власть не только над прошлым, но и над будущим, в преддверии смерти моя возлюбленная купила себе право увидеть меня через год после своей кончины! И это так просто! Каким же жалким фарсом выглядит смерть, если за несколько бутылок вина или безделушку из аметистовых камешков старый пьяница может перевести стрелки своих часов назад или вперед и время подчинится ему. Можно ли оскорбиться за смерть? Нет, и тысячу раз нет. Не она ли придает смысл жизни, ценность любви, притягательность правде, силу милосердию

и справедливость тем играм, которые мы выдумываем здесь, на Земле! После пережитого в доме Биг Бэна я утерял все, что было святого во мне. Жизнь, лишенная смерти, предстала предо мной диким нагромождением безумия и нелепости. Я не мог перенести всего этого. Я не мог смириться с властью часовщика над временем, а значит, над собой и над Лаймой и решил разделаться с ним. Воспользовавшись его отсутствием, я похитил его часы и попытался остановить маятник. Для меня было несомненным, что жизнь часов самым прямым образом связана с жизнью их хозяина. И дальнейшее подтверждало мою догадку. Стоило мне отпустить маятник, как он, повинуясь неведомой силе, снова начинал раскачиваться. Это сердце часовщика сопротивлялось моим усилиям, это жизнь Биг Бэна толкала механизм часов. Воистину я не решусь ответить на вопрос, кто из нас двоих был безумней: он ли — поправший смерть, я ли — пытавшийся убить его! Разве теперь это имеет какое-нибудь значение!

В полночь часы, пробив в последний раз, остановились сами. Еще в ушах моих звучало эхо их замирающего стука, еще перебои их ритма чудились мне в наступившей тишине, но завод кончился, и жизнь покинула их так же, как сердце Биг Бэна. Снова завести часы смог бы только один человек на свете, но его уже не было на земле. Да здравствует смерть!

Впрочем, я лгу… безбожно лгу! Во снах моих, которые стали для меня реальнее яви, так что я не в силах различить их друг’ от друга, каждую ночь я вижу королевские покои волшебного дворца Биг Бэна. Прикрыв фонарь, в такт с часами из своей древней башни шагает он по бесконечным анфиладам комнат, и на голове его тускло мерцает корона. Он идет и идет, вечно идет смертельно пьяный жизнью.

Тюльпан

Никто, верно, не усомнится в предназначении цветов своей красотой служить людям в часы радости и печали. Однако бывает и наоборот. Странные истории случаются на свете.

Жила некогда королева Ингильда. Предоставив советникам управлять страной, она уединилась в одном из замков и проводила там все свое время. Немного людей окружало ее, тем не менее она не скучала и не впадала в хандру. Больше всего на свете она любила цветы и занималась ими с утра до ночи. Впрочем, оценить ее увлечение удавалось не всем. Обширный парк, где хранились самые редкостные цветы, был обнесен высокой стеной, и в сторожевых башнях круглые сутки гремели оружием грозные рыцари. Свирепые цеп-. ные собаки носились вокруг сада, чтобы никто не посягнул на королевскую коллекцию, и попасть в парк можно было, лишь пройдя через дворец. Верно, только сама королева могла судить о ценности своих сокровищ.

Много слухов ходило о дворце и парке. Рассказывали о странных балах, где приглашенные засыпали и видели фантастические сны. Некоторые удостаивались чести лицезреть огромные газоны и клумбы цветов — их разнообразие складывалось в чудесные узоры ковров. Говорили, что под музыку королевской капеллы цветы начинали двигаться и танцевать. Эти меняющиеся живые ковры повиновались воле королевы и чуть ли не сводили с ума зрителей своей роскошью. Но самое печальное, что почти каждый бал сопровождался исчезновением одного или нескольких гостей. Возможно, кто-то платил своей жизнью за излишнее любопытство и нарушение королевского этикета. А этикет гласил — в парке нельзя прикасаться ни к одному цветку. Меткие лучники следили за каждым вошедшим в парк. Однако эти объяснения казались натянутыми. Приглашенные на бал к королеве шли во дворец не охотно, прощаясь с близкими. И трудно было заподозрить их в трусости.

Вот хотя бы последний случай. Кавалер Герафле был обручен с маркизой Иветтой Дюкло, когда его пригласили на бал. Тысячу раз он клялся своей невесте быть крайне осторожным. Увы, кончился праздник, все вернулись домой, кроме кавалера. На полные отчаянья письма Иветты королева не соблаговолила ответить, а слуги привычно твердили: «Не знаем». Меж тем у Терафле был бойкий паж по имени Антуан. После исчезновения хозяина он просил Иветту о разрешении служить ей, Видя горе маркизы и испытывая ненависть к жестокой королеве, он решил отомстить последней.