Сунг
Шрифт:
– А, контрразведка пожаловала! Чем порадуешь?
– Товарищ полковник, – бородач, не спрашивая разрешения, сел на свободный стул рядом с Юрковым, – вычислили «духовского» информатора, из-за которого операция оказалась под ударом.
– Все-таки информатор?! – полковник поморщился и потянулся за сигаретой, – Кто он?
– Не наш, – успокоительно кинул особист, – Утечка произошла в штабе у узбеков. Это радист, собака, что держал связь с группой «Файзабада» на первом этапе операции. Купился на баксы, сволочь. Два года на «духов» работал, старость себе обеспечивал. Хорошо
– Узбек?
– Русский, капитан. После развала Союза остался в узбекской армии, ну и…
Какой, он, на хуй, русский! – раздраженно бросил Юрков, – Такие ублюдки не имеют национальности… Что еще?
– Будем чистить заставы. Есть подозрение, что у его хозяев была агентурная сеть среди таджикских солдат. Завтра приедут опера из КНБ [18] , будем вместе с ними работать.
– Чистите! – раздраженно кивнул головой Юрков, – Чего у меня разрешение спрашивать? Вы же по оперативной линии мне не подчиняетесь!
18
КНБ – Комитет национальной безопасности Таджикистана.
– Ставлю в известность, – лицо бородатого опера было невозмутимо, – Разрешите идти?
– Ты когда бороду свою партизанскую сбреешь? – нелогично ответил полковник, – Ходишь как Николай Второй, ей – Богу…
– Устав не запрещает, Иван Алексеевич, – усмехнулся в усы старший лейтенант. – У меня дефект лица и я не хочу светиться своими особыми приметами.
Юрков вспомнил, что в прошлом году во время обстрела одной из застав оперу рассекло щеку.
– Ладно, – примирительно пробурчал он, – Но все равно короче сделай. А то моду, понимаешь, насадил… Уже половина отряда в ботву погрузилось!
– Есть сделать короче, – снова усмехнулся опер и закрыл за собой дверь.
В нее тут же постучали снова.
– Товарищ полковник, – лицо связиста, появившееся в ее проеме, сияло радостью, – Товарищ полковник…
– Что! – Юрков, присевший было за стол с расстеленной картой оперативной обстановки, подскочил, как ужаленный, – Есть связь?!
– Нет, но…
– Так какого хуя!
– Снесарев докладывает, товарищ полковник. На переправе идет бой. Сильный бой, товарищ полковник!
Нахмуренные брови полковника расправились. Он с ходу понял, что связист принес хорошую весть. С трупами не воюют. Значит, жив Давлятов! И на операции рано ставить крест.
Юрков торопливо схватил кружку с уже остывшим чаем, посмотрел на часы – было пол-первого ночи. Через десять минут нужно будет звонить командующему в Душанбе, докладывать обстановку. Впервые за последнее время он сможет сказать что-то, облегчающее накопившуюся тяжесть в груди.
Во время последнего разговора с генералом полковник заблаговременно выставил из узла связи в коридор весь его личный состав с капитаном во главе. Иначе тот смог бы лично убедиться: командующий повесил на уши полковнику больше матюков, чем тот потом переадресовал
«Нас ебут и мы ебем, – подумал Юрков, вспоминая тот разговор, – И при том крепчаем… Значит, у парней действительно проблемы со связью, – переключился он на дела насущные, поднял голову и встретился с капитаном глазами:
– Передай Снесареву, пусть выяснит картину боя: кто где находится, кто атакует, а кто обороняется. Мухой! И вызови ко мне артиллериста!
Через пять минут перед грозными очами начальника оперативной группы стояли все тот же приземистый худощавый капитан и высокий плечистый майор с аккуратно подстриженной шкиперской бородкой. Из-под его камуфляжной куртки нагло высовывался ворот белого свитера крупной вязки.
Юрков покосился на бороду и свитер начальника артиллерии пограничного отряда, но ничего на это не сказал. Подумал только: «Скоро „ирокезы“ панковские носить будут, блин… Совсем распустились!»
– Ну, чего у тебя? – обратился он сначала к связисту.
– С самого «Сунга» переправу не видно. Но Снесарев успел занять отметку «14-06», оттуда…
– Не тяни кота за яйца! Докладывай по существу! – оборвал его полковник, – Меня не ебет, что он там занял. Мне важен результат!
Капитан поперхнулся, прокашлялся и продолжил по существу:
– «Сунг» докладывает, что бой идет по обе стороны реки. С нашей стороны на афганский берег идет наступление при поддержке крупнокалиберных пулеметов и гранатометов. По звукам, бьют даже из СПГ. Снесарев предполагает, что это «духи». Видимо, «Файзабаду» удалось уйти на тот берег, и теперь он держит оборону.
– Правильно предполагает, – буркнул Юрков, – У «Файзабада» нет тяжелого стрелкового оружия. Теперь ты понял, почему я тебя позвал? – обратился он к пижонистому майору.
– Так точно, – кратко ответил тот.
– Всеми средствами… – повысил голос полковник, – Повторяю: всеми средствами нанести удар по кромке таджикского берега и по переправе. Стереть их к едрене фене! И чтоб ни один снаряд на ту сторону не упал! Нам еще международного скандала не хватало. Сгною, если промажете!
… – Теперь ты, – начальник опергруппы ткнул в сторону связиста кружкой, все еще зажатой в руке (он про нее попросту забыл), – передай Снесареву, пусть посадит на отметку «14-06» корректировщика. Если нет грамотных солдат, пусть сам сядет! Соединишь его с Косулиным (так звали начальника артиллерии), чтоб от этой дряни на нашем берегу одно говно осталось! Докладывать через каждые пять минут.
Юрков снова покосился на часы: скоро нужно докладывать генералу. Ну, что ж, на этот раз ему есть чем порадовать командующего.
– Выполняйте!
Майор с капитаном молча козырнули и вышли.
Заканчивался второй час боя.
Вновь и вновь моджахеды накатывались на берег, обороняемый отрядом Давлятова.
С каждым разом цепи противника становились все реже. Поток пограничной реки уже не справлялся с многочисленными телами убитых людей. Трупы не только щедро устилали прибрежные камни, но и темными бугорками топорщились в русле, застряв среди валунов.