Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия
Шрифт:
— Как вы относитесь к подземному комбинату? раньше его называли «Шахта», а теперь «Гора». в чем разница?
— Когда Генеральный директор привез меня сюда знакомиться с производством, мы остановились в центре выработки, и я поразился ее размерами. Это впечатляет. И столь грандиозные выработки были сделаны за очень короткое время! Сейчас нечто подобное сделать невозможно, хотя и техника более современная…
— Почему?
— Нужна идеология, нужен совсем иной запал, которого сейчас нет. Вы были на 231-й улице и видели там надписи. Их делали солдаты, которые здесь работали. Мы специально не закрашиваем эти надписи,
— Вы — средмашевец?
— Конечно. Начинал работать именно в Министерстве среднего машиностроения. — Чем выделяется это ведомство из остальных?
— Таких организаций сейчас нет. Средмаш — это комплекс, который работал без сбоев. Как часы. Конечно, недостатки были — как же без них! — нов целом это уникальная организация и уникальный опыт, который мы просто обязаны использовать в нашей жизни, если не хотим остаться без будущего. Я начинал аппаратчиком в 1968 году, прошел по всем ступеням, и скажу главное — дисциплина была строжайшая. И людьми не разбрасывались, ценили каждого. Пришли мы, молодые, на завод в отдел кадров. Начальник усадил нас кружком, говорит: «Сынки, здесь нет слова «нет» — все надо делать хорошо и в срок. Не захотите, вас заставят, из вас сделают хорошего специалиста и человека». Тот первый урок Средмаша я запомнил на всю жизнь…
— А правда ли, что у вас не было цепных реакций?
— Не было. К сожалению, на других заводах случались, а нас пронесло…
— И чем вы это объясняете?
— Мне кажется, что здесь все сознают свою ответственность, так как если что-то произойдет, то в первую очередь пострадают те, кто работает под землей. И последствия, конечно же, будут более тяжкими.
— А дисциплина?
— Тут послаблений не должно быть. И что греха таить, у тех, кто постарше, она несравненно выше, чем у молодых. Вот и приходится воспитывать их, причем подчас весьма жестко. Недавно уволил одного молодого рабочего…
— За что?
— Поехал в отпуск на Байкал. Там загуляли. Опоздал на работу на два дня. Разговариваю с ним. В общем, его дружки сказали, что начальник поругает, покричит и успокоится… Но у меня такие самолеты не летают… Уволил. Чтобы не портить парню биографию — уволил не по статье, а по соглашению. Жалко, конечно, его, но везде, где работа связана с радиоактивными материалами, дисциплина должна быть жесткой, пожалуй, более суровая, чем даже у военных. Тут послабления недопустимы.
— О чем вы мечтаете?
— Построить технологию МОКС-топлива. Я всю жизнь работал на войну, что-то мирное я должен сделать — ведь мне 63-й год идет… Всю жизнь занимался получением металлического плутония, передавал в соседний цех — там «изделия» делали… Потом разбирали, утилизировали свои же «изделия»…
— Обидно было?
— Конечно, обидно! Обидно, что одна сторона старается побыстрее избавиться от своего плутония, а другая лишь посматривает на то, как мы это делаем, хотя договаривались о совместном разоружении…
Напрасно говорят, что плутония у нас много… Реактора остановились, а плутоний через некоторое время надо чистить от изотопов…
— Ядерное оружие — живое…
— Очень правильно — живое! А каждая переработка предполагает невозвратные потери, и через несколько циклов количество плутония уменьшится. Об этом следует помнить.
На этом мы и завершили нашу беседу с директором завода. Ощущение тревоги появилось, потому что нам неведомо, что будет завтра, и не придется ли исправлять допущенные сегодня ошибки.
В одном я убежден: такие люди, как Владимир Алексеевич Глазунов, всегда среди победителей, а потому свою мечту о новом топливе для АЭС он обязательно осуществит.
Агенты из ЦРУ, где вы?
Американцы, наконец-то, рассекретили некоторые документы об «Атомном проекте СССР». Честно говоря, картина открывается печальная: разведка понятия не имела о предприятиях атомной промышленности и о людях, которые на них работали. Не знали в ЦРУ и о том, где и кто создавал атомную бомбу.
Если американцам довольно быстро удалось установить практически все источники информации в США и Англии, арестовать практически всех «атомных шпионов» и добиться от них признательных показаний, то совсем иначе картина складывалась за «железным занавесом»: ведомство Берии умело тщательно хранить секреты, и документы, рассекреченные в США, лишний раз подтверждают это.
Ситуация начала меняться после ареста и расстрела Берии. Информация начала поступать, и первое, что узнали американцы, что созданием атомного оружия занималось некое «Первое Главное управление», получившее вскоре название «Министерство среднего машиностроения». Стало известно и то, что плутониевый комбинат находится на Южном Урале, а его дублер — под Томском.
О Красноярске-26 ничего определенного в ЦРУ не знали. И это весьма странно, так как в районе подземного комбината Енисей не замерзал, а космическая съемка, проведенная уже с первых спутников, «открывала» его нахождение. Однако то ли из-за недоверия к космическим аппаратам, то ли из-за ведомственной неразберихи, но американцы не заметили полыньи на Енисее. А чуть позже ее надежно скрыла плотина Красноярской ГЭС.
Только в 1955 году впервые в одном из отчетов ЦРУ было сказано, что в СССР есть три «атомные площадки» — Уральская, Томская и Красноярская. Однако точно, что именно на них производится, было неизвестно. В ЦРУ считали, что плутоний для атомных бомб получают только на комбинатах № 817 и№ 816, то есть на Урале и под Томском. Что именно производится в Красноярске-26, американцы не знали. Кстати, только в 1962 году им стало известно, что комбинат находится под землей.
Хваленая разведка узнает, что атомной программой руководит Игорь Васильевич Курчатов, только в 1956 году! О других участниках Атомного проекта СССР в Америке становится известно намного позже, а большинство из них стали известны только после распада СССР, когда «ворота» всех атомных центров были широко распахнуты для всех агентов ЦРУ, и их побывало у нас великое количество…