Супергерой для Золушки
Шрифт:
— Интересно, а с каких это пор у нас самоубийцы прыгают из окна спиной вперед? — Прошептал мне на ухо Артем.
Я же просто молчала. Единственное, чем были заняты сейчас мои мысли, был один лишь вопрос: «Кто?»
Кто?
О том, что в поисках пропавшего мужчины мы вышли на Валеру, знали лишь свои — Олег, Руслан, Артем, Егор…
Кто предупредил о том, что нужно его устранить?
Кто это сделал?
В чем был замешан этот Валера?
Что он такого знал?
Все это предстояло выяснить и как можно скорее. Пока известно было лишь одно: доверять нельзя больше никому.
Говорят, настоящая женщина должна вставать на час раньше,
Даже сейчас.
Даже когда в моей постели лежал этот прекрасный обнаженный мужчина.
Он спал, лежа на животе, уткнувшись лицом в мою подушку. А я, распустив после душа влажные волосы, сидела на краю кровати и, осторожно отодвинув краешек одеяла, рассматривала его спину.
Местами багровые, темнее, чем вся остальная кожа, местами бледно-розовые разводы. Шрамы, сморщенные рубцы, уродливые стянутости. Они занимали всю верхнюю часть спины, заканчиваясь чуть ниже лопаток. Витиеватые, узорчатые, извилистые — страшные следы от ожогов. Если присмотреться к ним, как к огромному пятну, то можно было представить, как огонь пожирает кожу целыми лоскутами, как комкает ее, пережевывает и выплевывает кровавыми ранами обратно.
Мне не было противно. Нисколько. Но прикасаться не хотелось, чтобы не будить его. Да я и знала уже, каковы они наощупь, эти шрамы. Выпуклые, грубые, неровные, глубокие. Из-за них он и привык спать на животе. Наверняка, они заживали долго, сильно кровоточили и беспокоили адской болью. Даже не хочется представлять всего того, что пришлось ему пережить. Хотелось лишь скорее узнать, как и при каких обстоятельствах он их получил.
Мой Артем.
Из-за обилия свалившихся на голову проблем некогда было беспокоиться и переживать о том, какими необычными были наши с ним отношения. Мы не говорили о них, но иначе и не назовешь то, что происходило между нами. Не связь, не интрижка. Что-то необъяснимое и неподвластное рассудку. Словно какая-то магия. И мы оба боялись говорить об этом друг с другом.
Вчера ночью я порывалась ехать в отчий дом, чтобы немедленно поговорить с Андреем, вытрясти из него правду любыми способами. Но Артем удержал меня. Убедил в том, что это ничего не даст. С такими, как он, нужно действовать осторожно и хитро. Успокоил, уговорил поехать домой. И что больше всего поразило: оказывается, когда людей связывают чувства, слово «домой» теряет всякую привязку к местности. Даже если они это не обсуждают, даже если сами боятся признаться себе, что уже не могут жить друг без друга, даже если их отношения кажутся совершенно невозможными. «Дом» — это там, где они. Вдвоем.
И мы поехали к нему. Хоть он и договаривался с сестрой, что она покормит и выгуляет пса, его сердце рвалось на части от переживаний за верного друга, вынужденного сидеть дома в одиночестве. Мы поиграли с Джеем, прогулялись по пляжу, а потом Артем пообещал ему, что скоро вернется. И что когда закончится расследование, будет уделять ему больше внимания. Затем мы поехали ко мне. Потому что, цитирую Гринева: «нужно не забывать про кота, которому тоже одиноко в пустой квартире».
Не знаю, что такое между нами происходило, и как долго это планировало продолжаться, но мне ужасно хотелось посмотреть, куда все-таки эта дорожка нас выведет. Позже, уже у меня дома, я засыпала под его голос. Наблюдала, как он работает на ноутбуке, слушала, укрывшись тонким одеялом, как ведет переговоры и дает указания по телефону подчиненным. Чувствовала вину за то, что дни он
Ночью между нами ничего не было. Ничего.
Я почти сразу провалилась в сон и увидела обрывки каких-то картин: неудобные наушники, дикий адреналин, слежка за Стручковым и готовность в любой момент прийти Нике на помощь, досада, а затем лежащий на асфальте и проигравший гравитации Валера. Когда хотелось закричать, сильные руки Артема гладили меня, успокаивая, на некоторое время кошмары отступали, но затем возвращались вновь.
Не знаю, во сколько он лег и уснул. Может, даже под утро. Но проснулась я уже рядом с ним, выключила будильник и некоторое время лежала, боясь пошевелиться. Хотелось дать ему поспать еще немного. Потом сходила в душ, покормила кота, сварила кофе и вернулась. Села и замерла, снова не решаясь будить. Не дышала, разглядывая шрамы, любовалась широкими плечами, тугой пульсирующей веной на смуглой шее, спутанными черными волосами, игриво завивающимися на концах, и губами. Мягкими, манящими, бесподобными.
Протянула руку, чтобы погладить мужчину по голове, но тут же отдернула — в дверь тихонько постучали. Встала, метнулась к шкафу, сбросила полотенце, накинула шелковый халатик. «Кого еще там принесло в такую рань? Соседкам не спится?»
Ругаясь про себя, прошла в прихожую, открыла входную дверь и уставилась на стоящего на пороге Альберта.
— Ох, — выдохнул он, словно после долгой пробежки, и сделал решительный шаг внутрь. — Я уж боялся, что ты успела убежать на работу. — Быстро скинул туфли, прошел мимо спальни, не заметив ничего необычного (в том числе и одежду Артема на спинке стула) и направился на кухню. — Ты же у нас никогда не опаздываешь.
— И тебе привет, — недовольно выдохнула я.
Опустила взгляд на коврик. Слева от двери стояла обувь Артема, справа — модные говноступы Альберта. Обе пары сброшены небрежно и почти на ходу. Но отчего-то именно башмаки бывшего жениха отчаянно меня сейчас бесили. Толкнула их ногой, развернулась и поплелась за ним самим на кухню.
— Зачем ты пришел? — Остановилась возле стола и уперла руки в бока. — Неужели нельзя было хотя бы предупредить заранее?
— Варюша, — Альберт уже жевал бутерброд, приготовленный мной для Артема. — Я писал тебе вчера, но ты не ответила.
— Имею право. Не забывай, как ты со мной поступил.
Его глаза округлились, но уже через секунду вернулись в исходное состояние.
— Именно об этом нам и нужно поговорить. — Сел за стол и указал мне на соседний стул. Откусил большой кусок бутерброда с ветчиной и зеленью, (которые Гринев предусмотрительно захватил вчера в супермаркете возле дома), повернулся к плите и жалобно глянул на турку с кофе.
— Тебя что, жена дома не кормит? — Села, закинула ногу на ногу, давая понять, что не метнусь к плите, дабы услужить ему.
Альберт выпучил глаза и два раза хлопнул себя ладонью в грудь. Поперхнулся.
— Ты вправе говорить все, что думаешь обо мне. — Наконец, произнес он. — Я поступил некрасиво.
И почему я раньше не замечала, как мерзко он жует, пытаясь при этом и говорить, и выдыхать мне в лицо хлебные крошки одновременно?
— Некрасиво? — Искренне удивилась.
Отвратительно, низко, ужасно. Но чтоб «некрасиво»…
— Профти меня, Варюфа. — Он протянул руку и коснулся моего локтя. — Понимаю, что уже ничего не вернуть. Да и не нужно, наверное. Просто хочу, чтобы ты знала: я бы никогда не поступил так с тобой по своей воле.