Суперканны
Шрифт:
— Пять минут? — Гальдер, похоже, был поражен этими словами, словно Пенроуз просил его задержаться на пять часов или пять лет. — Служба безопасности, доктор, это как швейцарские часы. Все зависит от организации. Это высококлассное время, и вы не можете просто по своей прихоти останавливать систему.
— Знаю, Фрэнк. А человеческий мозг — что-то вроде этого замечательного старого «ягуара», о чем я вам все время и толкую. Мистер Синклер еще не оправился после серьезной травмы. А доктору Джейн нельзя уставать — у нее слишком важные пациенты.
— Доктор Пенроуз… — Джейн возилась
— Нет-нет, Фрэнк горит желанием вам помочь. — Пенроуз вскинул руку в сторону Джейн — помолчите, мол. Он неторопливо направился к Гальдеру, повел плечами в полотняном пиджаке, а потом расправил их перед охранником, как боксер на взвешивании. — И потом, мистер Синклер — летчик.
— Летчик? — Гальдер взглянул на меня, его резко очерченные ноздри сузились, словно преграждая доступ запаху дорожного пота, исходившему от моей несвежей рубашки. — Летаете на планерах?
— Да нет, на самолетах. Я служил в Королевских ВВС. А дома в Англии у меня есть старенький «Гарвард».
— Ну, если летчик, — Гальдер взял у Джейн ключи и открыл багажник, — тогда другое дело.
Оставив Гальдера таскать чемоданы, мы направились к дому. Пенроуз отпер кованую калитку, и по тропинке, которая вела на застекленную террасу, мы вошли в тишину сада.
— Очень любезно с его стороны, — сказал я Пенроузу. — Таскать чемоданы входит в круг его обязанностей?
— Нет, конечно. Он мог бы пожаловаться на меня, если бы захотел. — Радуясь своей маленькой победе, Пенроуз сказал Джейн: — Я люблю все поставить с ног на голову, чтобы адреналин выделялся. Чем больше они вас ненавидят, тем больше ходят перед вами на цыпочках.
Джейн оглянулась на Гальдера, который затаскивал чемоданы через калитку.
— Не думаю, что он вас ненавидит. У него вид разумного человека.
— Вы правы. Гальдер слишком высокомерен, чтобы презирать кого бы то ни было. Но это не повод обманываться на его счет.
За домом располагался просторный сад с теннисным кортом, окруженной розовыми кустами беседкой и бассейном. У неспокойной воды стояли несколько пляжных кресел, и от влажных подушек под солнечными лучами поднимался пар. Я подумал — уж не Гальдер ли, поджидая нас здесь, устал и, быстренько раздевшись, выкупался. Потом я заметил красный мяч на трамплинной доске — с его пластиковой поверхности еще стекали капли. Я внезапно представил себе, как этот угрюмый молодой охранник скачет, словно теннисист, у задней линии вдоль кромки бассейна и швыряет мяч, чтобы поймать его, когда тот, ударившись о поверхность и взбунтуя воду, отскочит от дальней стенки.
Пенроуз и Джейн шли впереди, а когда я добрался до террасы, меня обогнал и Гальдер. Я стал подниматься по ступенькам, и он посторонился.
— Спасибо, что помогли, — сказал я ему. — Мне бы с этими чемоданами не справиться.
Он замер на мгновение, уставившись на меня своим оценивающим взглядом, в котором не было ни симпатии, ни враждебности.
— Это моя работа, мистер Синклер.
— Это не ваша работа, но все равно
— Сломали колени. Вот уж не повезло, так не повезло. — Он говорил с американским акцентом, хотя и приобретенным где-то в Европе — может быть, работал охранником в местном отделении «Мобил» или «Эксон». — У вас коммерческая лицензия?
— Частная. Была, пока ее не отобрали. Теперь я издаю книги по авиации.
— Теперь у вас будет время написать свою. Многие вам позавидовали бы.
Он стоял спиной к бассейну, подрагивающие лучики отражались в бусинках воды на кобуре его пистолета. Сложен он был атлетически, но двигался легко и проворно, как профессиональный танцор, — мастер танго, который читает Скотта Фитцджеральда, а свои разочарования топит в бассейнах. На какое-то мгновение передо мной возникло странное видение: Гальдер споласкивает в бассейне свой пистолет, смывая кровь Дэвида Гринвуда.
— Держите штурвал крепче, — отсалютовал он мне вскинутой ладонью и пошел прочь. Обходя бассейн, он чуть наклонился и плюнул в воду.
Мы расположились на террасе под скатом крыши, слушая доносящиеся из соседних садов звуки — мягкие хлопки парусиновых полотнищ и журчание поливальных установок. Ниже виднелись улицы Канн, над которыми навис двойной купол отеля «Карлтон», а вдоль далекого берега неслась бесконечная цепь машин. Солнце перевалило за Ла-Напуль и теперь сверкало на порфирных скалах Эстереля, освещая наполненные лавандовой пыльцой долины, похожие на пыльные задники снятого с показа театрального спектакля. На востоке, за мысом Антиб, вырастали многоквартирные зиккураты Марина-Бе-дез-Анж; дома эти казались больше Приморских Альп, а их огромные искривленные фасады сверкали на солнце, как начищенный котел.
Бассейн успокоился. Плевок Гальдера почти растворился: течения, возникавшие в нагретой солнцем воде, растянули его в завитки, похожие на спирали туманности. Нетерпеливый плавунец оседлал один из извивов и жадно заглатывал его.
Экскурсия по дому, устроенная Пенроузом, произвела на Джейн сильное впечатление — казалось, перспектива стать хозяйкой этого внушительного особняка в стиле арт-деко потрясла ее. Я, прихрамывая, тащился за ними, а Пенроуз демонстрировал ей кухню, рассказывая о назначении керамических печек и панелей управления — всяческих циферблатов там было больше, чем на пилотском пульте. В кабинете, который представлял собой настоящий автономный офис, Пенроуз показал нам целую компьютерную библиотеку, телеметрические линии связи с больницами в Каннах и Ницце, а также банк историй болезни.
Усевшись перед монитором, Джейн затребовала рентгеновские снимки моих коленок — вместе с беспристрастными описаниями того происшествия и фотографией «Гарварда», заложившего крутой вираж на рулежной дорожке, они находились теперь в файлах клиники. Скрипя зубами, Джейн прочитала заключение патолога о редкой инфекции, которая на столько месяцев приковала меня к креслу-каталке.
— Вся самая последняя информация — чуть ли не о том, что мы ели сегодня на завтрак. Может, мне и удастся взломать файлы Дэвида…