Суперканны
Шрифт:
А я тем временем торчу в сортире на Круазетт, как наркоман после дозы и с такой же способностью воспринимать действительность. На Пасху к нам в гости прилетал мой кузен Чарльз, и мы, к взаимному удовольствию, договорились, что больше не будем делать вид, будто я помогаю ему редактировать журнал. Ему у нас понравилось, на него произвела впечатление новая роль Джейн — врача, делающего международную карьеру, — однако поразила моя трансформация в загорелого, но растерянного супруга, не прекращающего прислушиваться к призракам в саду. Я ни слова не сказал ему о тайной жизни «Эдем-Олимпии».
А тем временем мое расследование убийств Гринвуда
Пытаясь выудить из него побольше сведений, я слушал, как он развивает свои психопатические теории. Он организовал еще десяток боулинг-клубов, и я надеялся, что скоро он сам себя перехитрит и доведет свои идиотские пророчества до полного абсурда. Он уговаривал меня вступить в одну из его лечебных групп, и я наконец согласился, намереваясь вести скрупулезный учет жертв и их травм.
Я сидел на заднем сиденье угнанной на вечер машины и смотрел, как оператор — финансовый аналитик из японского банка — записывает «ратиссажи» на видеокамеру. На Ка-д'Антиб был взломан и разгромлен пустой особняк, принадлежащий египетскому магнату — торговцу недвижимостью. Другая команда, составленная из старших администраторов «Эльф-Маритайм», занялась настоящим пиратством: прямо на набережной Гольф-Жуана захватила моторную яхту, принадлежащую семейству оманских арабов. На этом цветастом судне они доплыли до Иль-де-Лерана, где посадили его на мель и подожгли. С террасы виллы Гримальди мы смотрели, как в небо поднялись языки пламени. В глянцевитых костюмах для подводного плавания — что твой кордебалет Джеймса Бонда! — эти бизнесмены-правонарушители поднимали стаканы с виски за дело терапевтической психопатии.
Как я скоро заметил, предметом особых вожделений этих игроков в боулинг было золото. Я делал вид, что стою на стреме, когда в подземном гараже «Нога Хилтон» жестоко избили несчастного брокера из Саудовской Аравии. Сексуальные нападения дарили необыкновенные чувства. Особо доставалось проституткам постарше — это, видимо, было связано с какими-то детскими психологическими травмами. Я пытался забыть, что держал открытой дверь лифта в высотке в Манделье, когда красивая испанская шлюха, содержательница двухкомнатного борделя, пыталась защитить свою малолетнюю дочку.
Я тогда чуть не порвал с Пенроузом, предупредив его, что лечебная программа выходит из-под контроля. Но он знал, что ни я, ни кто-либо другой не пойдет в полицию. Он напомнил мне, что отснятые видеоматериалы связывают всех нас круговой порукой, а радикальная терапия явно приносит результаты. Игроки в боулинг сияли здоровьем, а «Эдем-Олимпия» процветала как никогда. Потоки адреналина, восторг вины и страх преследования перенастроили корпоративную нервную систему, и прибыли взлетели на небывалую высоту.
Даже мне стало лучше. Я сидел в кабинке туалета бара «Блю», слушая, как струя воды играет на моих руках. Когда боль утихла, я погрузился в воспоминания о Джейн и о нашем провансальском путешествии… Когда это было? Давным-давно, может быть, годы назад…
— C'est stupide… Monsieur! [27]
— Пол, ты здесь? Подожди, не умирай…
Пробужденный к действительности голосами, я слез с раковины. По фанерной двери молотил кулак. Я
27
Это глупо… Мсье! (фр.)
За ним стояла Франсес Баринг, ее белые брови тревожно взметнулись вверх. Она прижала ладони к моим щекам, заглянула в мои все еще сонные глаза.
— Пол, ты что, прячешься здесь? Тебя кто-то преследует?
— Нет. А что такое? Извини, я уснул.
— Я подумала, может… — Она сунула в руку официанта пятидесятифранковую банкноту. — Мсье со мной. Всего доброго…
Франсес взяла меня под руку и вывела из кабинки. Запах ее тела, прикосновение ее рук быстро вернули меня к жизни. На ней были солнцезащитные очки и белый брючный костюм, словно она только что вышла из вертолета с мафиозными генералами. Она потянулась, чтобы поцеловать меня, но прежде, чем наши губы соприкоснулись, шмыгнула носом.
— Франсес, успокойся… — Я заметил футляр со шприцем, засунутый за кран умывальника, и сунул его в карман. — Я от этой коленки чуть не на стену лез — вот воспользовался болеутоляющим Джейн, и меня повело… о тебе думал.
— Ненавижу эту дрянь. В один прекрасный день мы встретимся в местном морге. Бармен сказал, что видел тебя — англичанин, tr`es m'echant [28] . Мне не удалось развеять его подозрения. — Она закрыла дверь кабинки. — Пойдем-ка отсюда.
28
Очень мрачный (фр.)
— Я в порядке, с коленкой никаких проблем. — Сон меня освежил, и я был близок к эйфории. Мы вошли в переполненный ресторан, и я показал на Круазетт. — Бог ты мой, там темно.
— Нормальное явление. Называется «вечер».
Франсес подтолкнула меня к табуретам у стойки.
Я был рад ее видеть и с удовольствием смотрел, как она роется в своей сумочке в поисках сигарет и зажигалки. Мне нравились ее шутки-каламбуры, ее внезапные сомнения в себе, когда она обвивала меня руками и ни за что не хотела отпускать из своей постели. Она все еще пыталась настроить меня против «Эдем-Олимпии», но одобряла мое участие в «ратиссажах», иногда сообщая о том, какой особняк может быть намечен к разграблению. За это она попросила меня представить ее кое-каким пилотам из аэропорта Канны-Манделье — обаятельной компании французских, американских и южноафриканских летчиков, которые таскали на своих «цесснах» рекламные вымпелы над Лазурным берегом и ходили пропустить по рюмке в тайский ресторан в Ле-Напуле. Она подрядила одного из французов сфотографировать с высоты долину Вар около технопарка «София-Антиполис», вроде бы для составления обзора имеющейся там недвижимости, а позже я видел его летную куртку в ее квартире. Но анестетическое средство Джейн заглушило и эту боль…
Я поцеловал жемчужную помаду ее губ, но ее отвлекал шум на Круазетт. Она придавила сигарету, превратив ее во влажную кашицу, и отодвинула от себя мартини.
— Жуткий шум, — пожаловалась она. — Давай найдем что-нибудь поспокойнее.
— Кинофестиваль — народ развлекается на всю катушку.
— Ужасно, правда? Тут запросто могут сшибить с ног самые старые в мире хулиганы.
— Франсес… — Я прижал ее руку к стойке бара. — Что с тобой? Ты дрожишь, как заяц.