Супермаркет
Шрифт:
Роман, завязавшийся так неожиданно тёплой весенней ночью, продлился два месяца и довёл бедного Отаку до полнейшего умопомрачения. Подобно средневековому рыцарю, он, исполнившись отваги, решил во что бы то ни стало защищать свою возлюбленную от мужа, здоровье которого пошло на поправку. Жест был действительно героический. Он собрался всерьёз просить шефа отступиться и отдать ему жену.
Само собой, всё кончилось скандалом и увольнением.
Муж, прослышав об их интрижке, рассвирепел, а жена, притворившись, будто знать ничего не знает, постаралась обратить всё в шутку. (Влюблённый по уши Отака счёл её поведение предательством.)
С уязвлённым сердцем Отака уехал из родного города.
Хотя он и числился лучшим заведующим зеленным отделом по всем трём магазинам фирмы, хотя его и прочили в заместители директора — всё это за годы усердной работы практически никак не окупилось. Никакого поощрения он так и не дождался, разве что разок капельку прибавили жалованья. Испытан на собственной шкуре сии превратности судьбы, Отака перебрался в Токио.
— Знаете, Отака, у меня к вам просьба. Не поможете ли мне в одном эксперименте? — обратился к нему Кодзима с такой интонацией, будто речь шла о каком-то приятном развлечении.
— В эксперименте? — переспросил Отака, явно не проявляя особого интереса к вопросу.
Кодзиме, в общем, было уже ясно, что Отака его недолюбливает по нескольким причинам. Во-первых, Кодзима был высокого роста и приятной наружности. То есть мужчина совсем другого сорта, чем сам Отака, которого в детстве все дразнили «коротышкой». В нём и сейчас-то было не больше метра шестидесяти.
Кроме того, Кодзима, в отличие от Отаки, окончил один из самых престижных университетов, да ещё вдобавок приходился родственником владельцу компании. Даже в самых потаённых недрах души Отаки едва ли можно было обнаружить хоть каплю симпатии к Кодзиме.
— Да вот хочу провести такой опыт: выработать технологию, чтобы по возможности избегать снижения цен и тем паче полного краха. Если всё пройдёт успешно, прибыли от продажи овощей и фруктов должны подняться на несколько процентов. — Кодзима начал объяснять суть своего «эксперимента»: — Дело в том, что, пока я тут несколько недель обретался, наблюдая за происходящим в торговом зале, в отделе свежих продуктов и в рабочем цеху, обратил внимание на одну любопытную особенность.
Кодзима осмотрелся и, решительно направившись в угол рабочего цеха, взял один пучок из кучи сваленного там сельдерея. Это были нераспроданные остатки товара, который предлагался покупателям несколько дней назад.
— Вот тут, в серединке стебля, сельдерей трескается и чернеет, — заметил Кодзима, взяв следующую упаковку. — Уж больно он хилый, захудалый какой-то! — Вытащив наугад ещё одну упаковку, он констатировал: — А здесь такой черноты нет.
Отака с трудом сдерживал эмоции, придя в прескверное расположение духа.
Он был слишком уверен в себе и считал, что уж в торговле овощами и фруктами никому не уступит, так что учить его излишне. А тут является бог весть откуда какой-то Кодзима, который вообще в супермаркетах ни уха ни рыла не смыслит, и берётся читать ему, Отаке, лекции о том, как надо торговать!
— Почему этот сельдерей остался нераспроданным? — продолжал Кодзима. — Причина совершенно очевидна. Потому что он не понравился на вид покупателям. Иначе говоря, если цена за сто граммов была одинаковой, то для покупателя такие упаковки
Отака слушал с недовольным видом, будто желая спросить, что же теперь делать. Однако рассудительная речь Кодзимы постепенно его увлекла, и дурное настроение стало развеиваться.
— Я тут вот что подумал: а что, если нам те товары, которые всё равно потом идут за гроши, с самого начала продавать по низким ценам?
Кодзима достал из кармана большой блокнот в кожаном переплёте с тиснённой золотом надписью «Банк «Сэйва»», вытащил вложенную в него бумажку и показал Отаке.
Это была наклейка, специальный ярлык «Выгодная покупка» — в форме прямоугольника размером четыре сантиметра на пять. В левом углу сверху шла надпись мелкими иероглифами «Выгодная покупка», середина была пустой, а слева стоял значок «иена» и цена после уценки, которую можно вписывать каждый раз, с указанием: «скидка 20 %» или «скидка 30 %».
— Этот ярлык надо будет наклеивать прямо на ценник. Причём первоначальную цену надо жирно обвести фломастером.
Кодзима пришлёпнул свой ярлык «Выгодная покупка» на упаковку сельдерея.
— Вот и всё. Если процент уценки будет достаточно высок, покупатель должен первым делом брать этот товар. Оставить его на некоторое время — и всё должно распродаться без остатка. Раз товар всё равно дешёвый, по грошу за фунт идёт, можно спокойно его уценить и на двадцать процентов, и на тридцать. Зато если он по такой цене разойдётся, выручка получится в конечном счёте приличная. С другой стороны, если взглянуть с позиции человека, который это купит, то, может, ему товар и не очень нравится на вид, но он понимает, что причина уценки чисто внешняя, поверхностная: например, есть в стебле трещинки, или стебель обломан, а свежесть та же самая. Но поскольку пучок на двадцать-тридцать процентов дешевле, то, выходит, в самом буквальном смысле «выгодная покупка». Такой товар, как этот вот, что остался нераспроданным, тоже должен быть привлекательным с виду, хорошо упакованным, чтобы не к чему было придраться. Все упаковки должны выглядеть одинаково симпатично — тогда покупатель будет спокоен за качество и покупать станет без разбору, — закончил Кодзима с жаром.
Отака разглядывал наклейку «Выгодная покупка». Где-то он такую надпись уже встречал.
Кодзима перехватил его взгляд и заметил:
— А, эта наклейка… Неплохо выглядит. Эти иероглифы Мисаки, секретарша нашего исполнительного директора, написала. Очень красивый почерк.
Совершенно неожиданно в разговоре вдруг всплыло имя женщины, которое Отака бережно хранил в сердце. Он страшно смутился и почувствовал, что краснеет.
Кодзима, ничего не замечая, продолжал как ни в чём не бывало:
— Так что, будьте добры, господин Отака, наметьте пару категорий товара и попробуйте на них провести эксперимент с этими наклейками. Я, конечно, беру за всё ответственность на себя. Думаю, недельного срока нам будет достаточно.
Отака уже готов был согласиться на любой эксперимент с наклейками, только бы его оставили в покое. Стараясь не поворачивать лицо к свету, не в силах унять бешеное биение сердца и не думая больше ни о чём, он покорно ответил:
— Хорошо, хорошо. Пожалуй, завтра и начнём.