Супермен (сборник)
Шрифт:
— Не хочу навязываться, — продолжал мистер Герш, — но с удовольствием угостил бы вас.
— Ладно, — сказал Комар, — только смотрите, не через край.
Мистер Герш расхохотался во все горло и кивнул бармену.
— А вы-таки задали трепку этому итальяшке, — сказал мистер Герш, когда стаканы были налиты. — Я думал, вы его убьете.
— И убил бы, если бы не остановился вовремя, — ответил Комар. — Я кого угодно уложу.
— Удар у вас что надо, — почтительно заметил собеседник.
— Ничего
— Заметил ли? Еще бы не заметить, — ответил Герш. — Я даже сказал своему соседу «Поглядите, говорю, какие у него мускулы! Не удивительно, говорю, что у него такой удар!»
— Если уж двину кого, так прощай навек, милашка, — сказал Комар. — Кого угодно уложу.
Словесное избиение продолжалось до самого закрытия бара. На прощание Комар и его новый приятель пожали друг другу руки и условились встретиться завтра вечером.
Целую неделю друзья почти не разлучались. Роль Герша заключалась в том, чтобы выслушивать скромные признания Комара и платить за выпивку. Но наконец настал такой вечер, когда Герш с сожалением объявил, что ему надо идти домой ужинать.
— У меня свидание в восемь часов, — доверился он Комару. — Я мог бы еще побыть, только надо привести себя в порядок и переодеться в выходной костюм, — она самая хорошенькая штучка во всем Милуоки.
— А нельзя ли устроиться вчетвером? — спросил Комар.
— Не знаю, кого бы пригласить, — ответил Герш. — Хотя погоди. У меня есть сестра, если она не занята, тогда все в порядке. Она тоже ничего себе.
Вот как случилось, что Комар с Эммой Герш и брат Эммы с самой хорошенькой штучкой во всем Милуоки отправились к Уоллу и танцевали там до поздней ночи. Келли все время танцевал с Эммой, потому что Лу Герш был все же не до такой степени пьян, чтобы танцевать с родной сестрой, хотя каждый коротенький уанстеп, по-видимому, возбуждал в нем сильнейшую жажду.
На следующий день, без гроша в кармане, невзирая на феноменальное умение заставлять расплачиваться других, Келли разыскал клубного менеджера дока Хэммона и попросил, чтобы его записали на следующий матч.
— Вы могли бы выступить против Трэси в следующем матче, — сказал док.
— А что я на этом заработаю? — спросил Комар.
— Двадцать долларов, если побьете его, — сказал док.
— Где же у вас совесть, — запротестовал Комар. — Плох разве я был в тот раз?
— Я этого не говорю. А все-таки до Фредди Уэлша вам далеко.
— Не боюсь я вашего Фредди, да и остальных не боюсь, — сказал Комар.
— Это ваше дело, мы платим боксерам не за ширину грудной клетки, — сказал док. — Я вам предлагаю матч с Трэси. Хотите — соглашайтесь, хотите —
— Ладно, согласен — сказал Комар и очень приятно провел день в баре Дьюэна, где ему снова открыли кредит.
Менеджер молодого Трэси зашел к Комару вечером накануне матча.
— Ну, как вы себя чувствуете перед завтрашним?
— Я? — сказал Комар. — Очень хорошо себя чувствую. То есть в каком это смысле: как себя чувствую?
— В таком смысле, — отвечал менеджер Трэси, — что нам очень хочется выиграть: у мальчишки есть возможность попасть в Филадельфию, если он вас побьет.
— Что же вы предлагаете? — спросил Комар.
— Пятьдесят долларов, — сказал менеджер Трэси.
— За жулика вы меня принимаете, что ли? Чтобы я лег на обе лопатки ради каких-то пятидесяти долларов? Нашли дурака!
— Ну, тогда семьдесят пять, — сказал менеджер Трэси.
Сошлись на восьмидесяти, наскоро договорились о подробностях. И на следующий вечер Келли был выведен из строя во втором раунде ужасающим ударом в предплечье.
На этот раз Келли обошел стороной и Нимана, и Дьюэна. Он порядком задолжал и тому и другому и угощался уже в баре Стэйна, немного дальше по улице.
Когда вышли все деньги, нажитые сделкой с Трэси, Комар получил совершенно точные сведения, что ни док Хэммон, ни другие клубные менеджеры не допустят его к состязаниям даже самого последнего разбора. Ему не грозила опасность умереть от голода и жажды, пока были живы Лу и Эмма Герш. Однако по прошествии четырех месяцев после схватки с молодым Трэси он решил, что Милуоки — это не то место, о котором он мечтал.
— Я могу побить кого угодно, даже самых первых, — рассуждал он, — но здесь у меня нет никаких шансов. Уж не перебраться ли мне на Восток, там бы я выдвинулся. А кроме того…
В ту минуту, когда он приобрел билет в Чикаго на деньги, взятые взаймы у Эммы Герш якобы на покупку башмаков, тяжелая рука легла ему на плечо, и, обернувшись, он увидел двух незнакомцев.
— Куда это вы собрались, Келли? — спросил обладатель тяжелой руки.
— Никуда, — ответил Комар. — А вам какого черта надо?
Заговорил второй незнакомец:
— Келли, мать Эммы Герш поручила нам присмотреть, чтобы вы загладили свою вину перед Эммой. И пока вы этого не сделаете, мы вас никуда отсюда не пустим.
— Ничего хорошего вы не добьетесь, если будете ко мне приставать, — сказал Комер.
Тем не менее в тот вечер он не уехал в Чикаго. Через два дня Эмма Герш стала миссис Келли. Когда они остались вдвоем, Комар наотмашь ударил новобрачную по лицу — это был его свадебный подарок.
На следующее утро он уехал из Милуоки так же, как и приехал, — в товарном поезде.