Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
— Застрелили дружка моего. Перед самым нашим отъездом. Прямо в голову.
Павел почувствовал какую-то тонюсенькую ниточку, ведущую к Маркелову. Поэтому сочувственно сказал:
— Бывает. Кто занимается криминалом, живет хорошо, но недолго. Судьба такая. А кто в круиз вас пригласил? Может, я его знаю? Леонтович?
— Ого хватанул, — возмутилась Люба. — Леонтович — звезда. Нет. Бизнесмен. Кажется, Лавром зовут.
Павел решил дальше не расспрашивать девушку, чтобы не вызвать подозрений.
— Что ж, теперь я о тебе
— Ну, ты даешь. Я его, дорогой Пашенька, под подушку положу.
Они вышли на улицу. Солнце исчезло. Серый день напомнил о переменчивом характере весны. Не спеша, все еще прихрамывая, они дошли до «Черного моря». Люба хотела поцеловать Павла, но он неуклюже увернулся.
— Беги, а то Леонтович уволит!
— С такими-то шмотками? — гордо крикнула она и покрутила над головой своим бесценным пакетом.
Павел остановил машину и поехал в «Лондонскую». Он чувствовал себя на высоте положения. Как бывает приятно невзначай осчастливить человека, женщину, почти девочку. И всего-то навсего за какую-то тысячу. О деньгах Павел не беспокоился. Круиз, кроме поручения генерала Александрова, был привлекателен большой игрой, в которой Павлу равных не будет.
Он с улыбкой посмотрел в сторону Дюка и вспомнил, как нес на руках Любу. А что? В общем-то, она довольно пикантная, уж не хуже остальных волчиц. Правда, конкурсов через пять такой же будет. Павел поймал себя на том, что думает о Любе, как о женщине, и с внутренним возмущением отверг эти мысли.
Время катилось к вечеру, а значит, к большому банкету в ресторане на крыше Морского вокзала. Интересно будет ему со стороны понаблюдать за Любой и сравнить ее с другими участницами. Ведь, смешно сказать, пока ни одна в его памяти не запечатлелась.
В номере его ждал «Николай-угодник». По его лицу было видно, что произошли какие-то неприятности.
Павел поморщился, такое хорошее настроение не хотелось ничем омрачать.
— Что случилось? — спросил он без энтузиазма.
— Я не еду с вами…
— Как это? — возмутился граф. — Мне Александров слово дал, что ты на время операции будешь постоянно при мне.
Николай был очень серьезен и поэтому совсем немногословен.
— Отзывают.
— Кто?
— Непосредственный начальник. Полковник Тихонов. Пришла шифрограмма за его подписью.
Павел взорвался. Он до глубины души не любил всяких служак и терпеть не мог, когда они вмешивались в тонко задуманные планы.
— Дай-ка его телефон, я ему звякну.
— Не положено. Павел, пойми, я не дам, — Николай уважал графа. Понимал, что он птица высокого полета, но приказ непосредственного начальника для него был превыше всего.
— Ладно, — нс мог успокоиться Павел. — Тогда я немедленно дозвонюсь до Александрова.
— Твое дело. Я пока вещи соберу, — сказал Николай, как о чем-то окончательно
Павел принялся набирать номер Александрова. Но в кабинете генерала, несмотря на рабочее время, никто не отвечал. Ни помощник, ни секретарь. Он позвонил по прямому. Тоже молчание.
От возбуждения Павел не находил себе места. Он судорожно вспоминал дачный телефон Виктора Андреевича и, надо же, вспомнил!
На даче неожиданно трубку снял сам генерал.
— Виктор Андреевич, это Нессельроде. В чем дело? Почему меняются планы?
— Не кричи, — прозвучал знакомый спокойный голос. — Здесь свои игры. Я вчера подал в отставку…
— Как?
— Так получилось. Сегодня отставку приняли. Я освобождаю тебя от своей просьбы. Приказывать тебе не могу. А в остальном руководствуйся своей совестью.
Павел положил трубку. Ситуация перевернулась на сто восемьдесят градусов. Единственный человек, помогавший ему все эти годы, не у дел. А значит, и сам Павел остался без последнего прикрытия. Он получил свободу и имеет полное моральное право не ехать в этот разудалый круиз. Теперь он в праве решать.
В номер вошел Николай. Павел посмотрел на него и кисло улыбнулся:
— Ты прав, тебе надо возвращаться.
— Я палку оставлю тебе. На всякий случай, — непривычно растроганно произнес охранник. — Держись, граф. Ты умеешь.
Они обнялись напоследок.
— Выпить не предлагаю, — сказал Павел.
— Сам знаешь, не пью.
— А я выпью. Скверный сегодня у меня день. Такого человека из обоймы выбили…
Николай ушел, а Павел подошел к бару, налил себе водки и молча выпил. Желание идти на прощальный банкет у него пропало. Он слишком любил Виктора Андреевича. Ценил его как специалиста и как товарища. Ведь именно он из сопливого прокопьевского пацана создал графа Нессельроде. Все это время, даже подолгу не контактируя с Александровым, Павел знал, что есть человек, несущий ответственность за придуманную жизнь, которой Павел столь долго жил. Теперь чужая судьба никогда не существовавшего графа стала его реальной судьбой. В голове дятлом стучала мысль: коль пошел такой расклад, нужно как можно скорее возвращаться в Баден-Баден, продавать виллу, закрывать счета и «ложиться на дно».
Весь оставшийся вечер Павел провел в одиночестве. Пил и размышлял. Уйти проще простого. Но сейчас, когда он уже почти не сомневается, что на корабле в один тугой узел завязаны интересы многих мафиозных структур, отступиться — значит сдаться. Ведь он единственный, кто принят в компанию Маркелова на правах чуть ли не его друга. Другой такой возможности ни у него, ни у тех, кто отправил в отставку генерала, не представится.
У Павла снова появился повод обидеться на бывших коллег и уже никогда не выходить с ними ни на какие связи. Но в таком случае, и зимнее покушение на себя он должен проглотить как неотомщенное оскорбление?