Супруг для богини (Увядание розы)
Шрифт:
Однажды их прогулке помешал хлынувший дождь, они тотчас же промокли, даже зонты не спасли положения. Дачка, где квартировал бухгалтер, оказалось совсем неподалеку, и Яблоков осмелился предложить спутнице переждать дождь и обсушиться в его скромном жилище. Жилье и впрямь оказалось чрезвычайно скромным и убогим, состояло из двух смежных комнаток, обставленных дешевой мебелью и обклеенных полинялыми обоями. У стены стояла продавленная кровать, покрытая байковым одеялом вызывающе розового цвета. На стене, на гвоздике, вперемежку с олеографиями висела какая-то одежда. На столе стопочкой возвышались бумаги, кучкой лежали карандаши, видимо, бухгалтер и на даче не расставался со своими «цифирями».
Оглядев жилище Яблокова, Вера вдруг приняла решение, тем более
– Стало быть, теперь, драгоценная моя Вера Вениаминовна, нам прямой путь под венец! – пропел он своим мягким голосом. – Правда, честно сказать, я был не готов к столь стремительному развитию сюжета, но если все так сложилось, я, как человек честный и добропорядочный, намерен тотчас же просить вашей руки!
Вера живо обернулась. Пожалуй, так даже и лучше. Пусть ее мужем станет именно такой вот бухгалтер Яблоков. Кто она сама по себе, без имени папы и мамы, – да никто! Поэтому вполне уместно переменить громкую фамилию и стать некой госпожой Яблоковой, Верой Яблоковой. И тогда конец мучениям и самоедству, она станет сама собой. Конечно, они не проживут вместе долго. Она покинет Антона Антоновича еще до истечения медового месяца. Но она уже будет внутренне свободна. Отец утратит над ней власть, даже если она и вернется под родительскую крышу, оставив убогого супруга.
Подумав подобным образом, Вера насильно улыбнулась, окрыленный Яблоков соскочил с кровати и стал помогать ей одеваться. Она с трудом переносила его неумелые прикосновения, борьбу с незнакомыми предметами женского гардероба, непослушными крючками.
– Как, вы сказали, вас зовут? – Вениамин Александрович уже в третий раз задал этот вопрос молодому человеку нелепого вида, явившемуся вместе с Верой после прогулки под дождем.
– Папа! – укоризненно произнесла дочь.
– Ты напрасно сердишься, моя девочка! Я просто в толк не могу взять, о чем вещает этот господин. У меня разом все из головы выскочило, ушам своим не верю! Вы изволите просить руки Веры. Руки моей, МОЕЙ дочери! – Он остановился против собеседника и вперил в него горящий взор.
– Да-с, – смущенно улыбаясь, произнес Яблоков. –
– Отчет о жизни! Семьсот рублей! – застонал Извеков. – Да вы вроде как не в своем уме, милейший. Вы хоть понимаете, в какой дом, к кому пришли!
– Да-с, Вера говорила, что вы какие-то книжки пишете. Но это не страшно, мы вам мешать не будем, мы отдельно поселимся, – продолжал мямлить жених, с лица которого не сходила кроткая улыбка.
– Бред! Бред! Да я вам прямо говорю, Вера вам не пара!
– Но помилуйте! – Яблоков изумленно развел руками. – Отчего же? Мы с Верой Вениаминовной…
– Нет, не желаю этого более выносить! Простите и, ради бога, уходите!
Антон Антонович испуганно попятился. Ему показалось, что его сейчас вытолкают взашей. Он беспомощно взглянул на несостоявшуюся невесту, которая в течение всей этой ужасной сцены не проронила ни слова. Бледная Вера стояла поодаль, глаза ее нехорошо блестели, но она явно не думала об унижении и обиде Яблокова. Помощи от нее ждать не приходилось.
– Ступайте, ступайте, голубчик! – уже совсем миролюбиво проговорил Извеков, видя, что непрошеный гость двинулся к дверям. – Мы все постараемся побыстрее забыть происшедшее неприятное событие, не так ли, Вера?
Бросив последний взгляд на девушку, удрученный и недоумевающий Яблоков двинулся прочь. Когда он удалился, Вениамин Александрович замолчал. Традиционно в такой ситуации благородный отец должен укорять и стыдить свое легкомысленное и оступившееся дитя. Но он, увы, утратил это право! Вера смотрела по-новому, без прежней робости и безоговорочного обожания, и он не рискнул ни упрекать, ни корить дочь.
– Вера, бедная моя деточка, – он легонько обнял ее и всплакнул.
Но девушка, доселе легкая на любые слезы, не ответила потоком покаянных рыданий. Она внимательно прислушивалась к себе. Внутри ее души росли неведомые ранее, странные, нехорошие, опасные чувства и мысли.
На другой день после нелепого сватовства Извековы съехали с дачи и вернулись в Петербург. На бухгалтера Яблокова столь скоропалительный роман и несостоявшееся жениховство подействовали престранным образом. По возвращении в столицу он тотчас же побежал в ближайшую книжную лавочку и потребовал сочинений господина Извекова. Приказчик понимающе закивал головой, как же, самый модный писатель, и выложил перед оторопевшим Антоном Антоновичем целую груду книг.
– Какую изволите взять?
– А что поинтересней будет? – робко промямлил Яблоков.
Лицо приказчика выразило изумление. Как, в наше время нашелся человек, не читавший ничего из Извекова, самого Извекова!
– Пожалуй, эту заверните, – бухгалтер ткнул пальцем в первый попавшийся том. – Впрочем, и эти две тоже!
Придя к себе, отобедав щами и лещом с кашей, он заперся в спальне и принялся за чтение, страшно боясь, чтобы прислуга не застигла его за столь легкомысленным делом. Уже давно наступила ночь, а Яблоков все судорожно перелистывал страницы, глотая главу за главой, дрожа всем телом и представляя в каждой героине книги свою потерянную возлюбленную.
Глава 38
– А вот и наш призрак! – Следователь взял на изготовку свой «смит-и-вессон». – Правда, быть может, в этой ситуации лучше бы сгодился осиновый кол или серебряная пуля? Что ж, сейчас поглядим, какие они собой, пришельцы из потустороннего мира!
Сердюков и Сухневич тихо и довольно быстро побежали обратно, так как звуки послышались из той части дома, где находился кабинет. Герасим же замешкался с ключами. Вольно или невольно, но встречаться с бывшей хозяйкой ему очень не хотелось. Полицейский в несколько огромных прыжков одолел коридорчик и дернул дверь кабинета. Она услужливо распахнулась, хотя, уходя, он ее аккуратно запер. Бумаги, отложенные им в сторонку, исчезли.