Супруг для леди
Шрифт:
– Стало быть, ты жалеешь, что занималась со мной любовью? – Тон его был спокойным, почти небрежным. Обыкновенно в голосе Эвана присутствовала картавость, создававшая впечатление довольства и благодушия. Но теперь в его голосе было нечто опасное.
Она почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– Я уверена, что мы оба жалеем о том, что оставляет нам так мало выбора.
Он выпрямился и шагнул к ней. Аннабел не шелохнулась. От добродушно-веселого выражения, которое казалось естественным выражением лица Эвана, не осталось и следа. Невероятно зеленые глаза его пылали гневом. Внезапно она
– Нет надобности говорить то, о чем ты можешь пожалеть, только потому, что ты зол, – поспешно сказала она. – – Нам не остается ничего другого, кроме как сочетаться браком. Мы должны примириться с неизбежным.
– Точно, – медленно вымолвил он. Голос его по-прежнему напоминал глухое рычание. Он сделал еще один шаг по направлению к ней.
Выражение его глаз невозможно было истолковать неверно. Боль сжала ее сердце.
– Я понимаю, что ты ко мне чувствуешь, – осторожно сказала Аннабел.
– Да? – выдохнул он. Он стоял прямо перед ней, вытянув руки и собираясь привлечь ее к себе.
– Нет! – отпрянув, вскричала Аннабел.
– Почему нет?
Она вполне могла это сказать.
– Это всего лишь вожделение, – объяснила она, глядя ему в глаза. – Вожделение – это фальшивое чувство, вызываемое… вызываемое…
Он протянул руку и обвил ее шею.
– Чем?
– Фальшивыми вещами, – упрямо докончила Аннабел. – Улыбками, в которых упражняются женщины. – Она снова шагнула назад, и тепло его руки исчезло. Она вздернула подбородок и устремила на него взгляд, борясь со слезами. – Ты не понимаешь, насколько тут все хитро придумано. Леди носят корсеты, сделанные во Франции: из-за них грудь кажется в два раза больше, и ни один мужчина не в силах перед этим устоять. Они покачивают бедрами при ходьбе, потому что мужчинам это нравится.
Он выгнул бровь.
– Твои бедра покачиваются не сами по себе?
– Нет. Или, пожалуй, теперь уже да, но только потому, что подростком я сознательно изменила свою походку. Но это лишь маска, надеваемая, чтобы пробудить желание.
Взгляд его был непроницаемым.
– Я видел твою грудь без корсета, Аннабел. Помнишь?
– Все это мишура, – нетерпеливо сказала она. – Только лишь мишура. Только лишь для того, чтобы вызвать страсть. Это что-то вроде игры, разве ты не понимаешь?
– Игра в страсть?
Он снова потянулся к ней, и выражение его глаз было совершенно недвусмысленным.
– Ты не слушаешь… – вскричала она, отскочив назад.
Разумеется, она запуталась в юбках. Раздался звук рвущейся материи. Эван схватил ее в объятия, но он был не в силах остановить их падение – только предотвратить ее удар о землю. Поэтому она шлепнулась на него, и он перекатился на живот, подмяв ее под себя, прежде чем она успела запротестовать, и впился в ее губы с сокрушительной силой.
– Только лишь игра, не так ли? – прорычал он.
– Ты не можешь целовать меня здесь, – сказала Аннабел, уперевшись руками в его плечи и силясь оттолкнуть его. – Дай мне подняться! Я лежу на земле!
– Не могу. Я лишился рассудка. Пал жертвой твоих женских уловок. Кроме того, простыня мокрая.
– Хватит надо мной потешаться! –
На теле Аннабел плясали языки пламени.
– Мы на улице! – в отчаянии воскликнула она.
– Игра, – прорычал он. Она извивалась под его рукой; дыхание ее обжигало ему грудь. – Я не более чем раб твоего корсета, если я правильно тебя понял.
Какая-то крошечная часть Аннабел противилась силе его пальцев. Но наслаждение бурлило у нее в ногах, растекаясь волнами, вторившими каждому движению его пальцев. И все же она вымолвила, тяжело дыша:
– Это не так…
Пальцы его замерли, оставив ее гореть в огне.
– Я хочу, чтобы ты сказала мне, почему из нашего брака ничего не выйдет.
Эван целовал ее подбородок, губы его порхали по ее коже.
– Потому что… потому что…
Эван чуть не застонал, услышав прерывистое дыхание Аннабел, вскрики, которые она была не в силах подавить под натиском его губ. Рука его запоминала ее мягкость, заучивала, какие именно движения заставляют ее стонать от наслаждения, сжиматься вокруг его пальцев и, наконец… наконец, зажав его волосы в кулачки, выгнуться дугой, прижавшись к его груди с криком, который вырвался из ее легких, оставив ее задыхаться от наслаждения.
Минуту спустя он подхватил ее на руки и отнес в дом. Потребность овладеть ею, обладать ею в полной мере, барабанной дробью отдавалась у него в крови. Он думал только о том, чтобы положить ее на кровать и…
Как, дьявол побери, он умудрился позабыть, что на кровати нет простыни? Он сдернул с окна занавеску.
Аннабел обвивала руками его шею, но в глазах ее стояли слезы.
– Что такое? – спросил он, наклонив голову, чтобы поцеловать ее. – Откуда эти слезы?
Она покачала головой и прижалась губами к его подбородку. Он чувствовал, как тело его пульсирует от желания: он был напряжен сильнее, чем свернутая пружина, отчаянно жаждая слиться с ее телом. Поэтому он лег на занавеску и перекатился на спину. Пчелиные жала жгли ему зад, но ее роскошные женские прелести нависали над ним, затуманивая взор.
Хотя глаза ее все еще были влажными, она улыбалась. Торопливо рванув бриджи, он скользнул вверх, в нее, заполняя ее, заполняя себя. Она ринулась вперед, чтобы слиться с ним. Из груди ее вырвался крик. И вот он уже вонзался в нее, не утруждая себя извинениями за свою неделикатность, и не осталось ничего, кроме обоюдного неистовства и исторгающего дрожь наслаждения, колыхавшегося меж ними.
Эван запрокинул назад голову и попытался сосредоточить внимание на грубо отесанных балках крыши. Он ни за что не достигнет высвобождения раньше ее… ни за что…
Бедра его вздымались вверх, требуя, чтобы она вобрала его в себя еще глубже… руки как влитые расположились на ее грудях, покуда она не упала вперед, уткнувшись лицом в его шею.
Удары его становились все сильнее и сильнее, сознание его окутывала темная пелена, но в голове его, не переставая, пульсировали слова, покуда он не выдохнул их сквозь палящий жар в груди:
– Я не обязан жениться на тебе только потому, что мы спали вместе. Или из-за того скандала в Лондоне.
Она застыла над ним, широко распахнув глаза.