Суровая Проза, Трилогия(CИ)
Шрифт:
– Это - капище, - задумчиво промолвила Милка.
– Я про такие ещё в школе читала. В учебнике. Жертвенное, мля, капище, раз кости возле идолов сложены...
– Гонишь, наверное?
– непонимающе набычился Зяма.
– Капище, говоришь? А капище - кого конкретно?
– Ну, земеля, ты и спросил.... Бога какого-то, не иначе. Северного, мля, Бога.
– Почему - северного?
– Ну, как же. Камушки здесь характерные: округлые и светлые. Таких, мля, на нашем севере очень много. Я когда под Воркутой срок мотала - вдоволь на них насмотрелась.... Ой, кто здесь?
–
– разнеслось по залу.
– Это я, Шуа...
Из-за "главного" идола вышла восьмилетняя - на вид - девчушка: худенькая, улыбчивая, скуластенькая, со светлыми смешными косичками, черноглазая, в простеньком светло-голубом платьице в крупный чёрный "горох".
– Какая, мля, симпатичная пигалица!
– слюняво ощерился Ржавый, которого пару лет назад обвиняли в педофилии, но доказать так ничего и не смогли.
– Иди ко мне, лапочка с косичками. Вкусной конфеткой угощу.
– Хи-хи-хи!
– Сейчас поймаю проказницу...
Девчонка, увернувшись от Ржавого, подбежала к правой стене, ловко залезла в круглое отверстие вентиляционного хода и была такова.
– Ушла, мерзавка. Жаль.
– Не о том думаешь, морда озабоченная, - нахмурился Зяма.
– А о чём надо, атаман, мля?
– Если бы я знал.... И ругаться прекращай, приятель. Надоело. Не надо больше. Ни к чему...
– Тяф-тяф-тяф!
– донёсся азартный лай.
Через полминуты в зал - из коридора, по которому недавно прибыли гопники, - вошла женщина.
"Ничего же себе!", - мысленно восхитился Зяма.
– "Самая натуральная королева - в нарядном средневековом платье: сплошные кружева, оборочки и рюшечки, а ещё и "стоячий" воротник, украшенный самоцветами.... Да и не в платье, собственно говоря, дело. Осанка у неё королевская. Да и выражение породистого лица, обрамлённого высокой и изысканной причёской. А глаза - ожидаемо - чёрные, неподвижные и бездонные.... Двух маленьких чёрных собачек ведёт на длинных кожаных поводках. Точно такие, кажется, были у знаменитого клоуна Карандаша. Мне мама про него частенько рассказывала в детстве. И картинки показывала.... Эх, мама-мамочка, как же это? Почему всё так позорно сложилось? Ну, почему? И назад, как назло, уже не повернуть.... Поплачь по мне, пожалуйста. Поплачь.... Кстати, ни на грамм не удивился бы, если на поводках были бы не чёрные скотч-терьеры, а, наоборот, белые-белые песцы. По крайней мере, это выглядело бы логичней...".
– Что же вы такие шумные, путники?
– надменно поморщилась женщина-королева.
– Бродите по ночному городу. Кричите. Грязно ругаетесь. Гогочете. Мирным людям спать не даёте.... Зачем? Разве вы не знаете, что Шуа ненавидит шум? И Войпель его не любит.
– И что это за фря припёрлась?
– подобрав с пола тёмно-серый кусок бетона, возмутился недалёкий и туповатый Ржавый.
– Нотации, мля, читает? Для этого нас сюда и заманили? А? И глюками пугают? Так вас всех, черноглазых, и растак...
"Напрасно он это", - чувствуя, как его охватывает вселенская безысходная тоска, подумал Зяма.
– "Совсем-совсем напрасно...".
– Пусть будет - как будет. И как должно
– Каждому да воздастся - по делам и грехам его. Не нами придумано, не нам и отменять...
Последовал лёгкий кивок головы, украшенной высокой королевской причёской, и длинные кожаные поводки мгновенно исчезли-растаяли. А маленькие скотч-терьеры тут же начали стремительно расти, превращаясь в огромных зубастых монстров - с круглыми глазищами, горевшими нестерпимым ярко-жёлтым огнём, и длинными мускулистыми лапами-руками, оснащёнными кривыми острыми когтями.
"Пора", - решил Зяма и рванул - что было сил - к круглому вентиляционному ходу в правой стене.
Рванул и краешком глаза - на бегу - заметил, как один из желтоглазых монстров прыгнул вперёд и сделал резкое движение когтистой лапой. Брызнула чья-то красно-бурая кровь. Раздался отчаянный вопль, полный нестерпимой боли и чувства полной и окончательной безысходности...
Где в этот момент находился второй зубастый монстр?
К сожалению, он выпал из поля зрения. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
Зяма, засунув голову и плечи в вентиляционный ход, пополз. Вернее, попытался это сделать.
"Чёрт, кажется, застрял", - пронеслось в голове.
– "Даже и полтора метра не преодолел. Жаль...".
Пришла-навалилась острая и жгучая боль.
– Это мне только что откусили ноги, - прошептал Зяма.
Прошептал и умер...
Не спалось ей этой ночью: сон приходил и уходил, сменяясь вязкой дрёмой, вновь возвращался, снова покидал...
Да и снилось - в коротких обрывочных снах - чёрт знает, что: маленькие чёрные собачки и какие-то огромные полуголые мужики - с тёмно-тёмно-красной кожей, ярко-жёлтыми глазами, острыми зубами и длинными лапами-руками, оснащёнными кривыми чёрными когтями. А ещё навязчиво мелькали - перед внутренним взором - огромные лужи красно-бурой крови, в которых лежали-валялись ошмётки чьих-то растерзанных тел.
– Не к добру это, - тревожно ворочаясь с боку на бок, сварливо ворчала Матрёна Ивановна.
– Ох, не к добру. Быть беде.... А Дмитрий Силыч-то как храпит в соседней комнате. На все лады, сокол ясный, заливается...
В какой-то момент она поняла, что больше уже не уснуть. А осознав это, слезла со старенького продавленного дивана, наспех, не включая света, оделась, покинула квартиру, вышла на улицу и устроилась на любимой скамейке, врытой в землю возле подъезда.
Вскоре вокруг начало явственно сереть.
– Наступает "час волка", - тихонько пробормотала Матрёна Ивановна, которая, не смотря на безобидный внешний вид (мол, тихая и мирная бабушка "Божий одуванчик"), прожила очень беспокойную, сложную и насыщенную жизнь.
– Час - между умирающей ночью и нарождающимся рассветом. Очень непонятное, загадочное и неверное время, когда много чего происходит. Например, среди серьёзных диверсантов принято - начинать все особо важные и знаковые операции именно в "час волка". Так, уж, издавна повелось. Не нами придумано, не нам и отменять...