Суровые времена
Шрифт:
– Может, этот змей куда хитрее, чем мы считали, – пробурчал Бадья. – Здорово он изменился после Джии-Зле.
– Так нельзя, – пробормотал я, хотя на нашей стороне и прибавлялось бойцов, хотят они того или нет.
Помимо нескольких стычек с заблудившимися во время последних рейдов врагами, самое худшее, что случилось с нюень бао, – это то, что путь паломничества завел их прямиком в самую гущу чужой войны. А они изо всех сил старались сохранять нейтралитет.
У Тенекрута в городе непременно имеются соглядатаи. Значит, он должен знать, что нюень
– Как думаешь, что они будут делать? – спросил Гоблин. – В смысле – нюень бао.
Голос его звучал как-то странно. Сколько ж он пива выхлебал?
– Откуда мне знать?! Смотря как они оценивают положение. Если решат, что Могаба нарочно втравил их в драку, принадлежать к Отряду, станет вредным для здоровья. Могаба мог замыслить такое, чтобы выставить нас меж двух огней. Пойду-ка я разыщу их Глашатая и дам ему знать, что происходит. Бадья! Собери патруль из двадцати человек и отправляйся посмотреть на этих южан. Проверим, не ошибся ли Дрема. Одноглазый, ты тоже пойдешь. Прикроешь, если что. Ваше Сиятельство, остаешься за старшего. Придется круто – пошлешь за мной Дрему.
Никто не стал спорить. Когда приходится туго, все становятся сговорчивей.
Я спустился со стены на улицу.
25
Я обставил свое появление так, как того желали бы нюень бао. Мальчишкой еще понял, что уважать обычаи и пожелания других, безотносительно к видимому соотношению сил, куда как выгоднее.
Это не значит, что надо позволять садиться себе на шею. К себе тоже нужно требовать уважения.
Переулки Деджагора тесны и зловонны, что вообще характерно для укрепленных городов. Я вышел на перекресток, где мог бы быть замечен часовыми нюень бао. Они – народ осторожный. Все время начеку.
– Я хочу видеть Глашатая, – объявил я. – Дурное близится к нему. Я хочу, чтобы он знал известное мне.
Я не видел никого. И никого не слышал. И ничего другого не ожидал. Всякий, вломившийся на мою территорию, также ничего не увидит и не услышит, хотя смерть будет совсем рядом.
Только бой шумел в нескольких кварталах от меня.
Я ждал.
Внезапно, в тот миг, когда внимание мое рассеялось, передо мною бесшумно возник сын Кы Дама – коренастый, полный, невысокий; человек неопределенного возраста. Необычайно длинный меч его висел в ножнах за спиной. Он жестко взглянул на меня. Я ответил тем же, что не стоило мне никаких усилий. Он мотнул головой, призывая следовать за ним.
Пройти пришлось не больше восьми десятков ярдов. Он указал мне дверь.
– Хоть улыбнулся бы, что ль, – сказал я.
Никак не мог удержаться: ни разу я не видел его улыбающимся.
Я толкнул дверь и вошел.
За дверью, футах в двух, обнаружились занавеси. Слабый свет пробивался сквозь щель меж ними. Я сообразил, что войти должен один, поэтому аккуратно притворил дверь, прежде чем раздвигать занавеси. Не стоит позволять свету вырываться наружу.
Жилище оказалось не лучше, чем можно ждать от такого города.
Глашатай
Вещей в комнате почти что не было – разве что несколько ветхих одеял, пара глиняных мисок да горшок, в котором, наверное, готовили пищу. Да еще – мечи, столь же длинные и отлично сработанные, как и тот, что принадлежал сыну Глашатая.
В темноте, за пределами света светильника, кто-то застонал, словно бы в горячечном бреду.
– Садись, – пригласил Кы Дам.
При неярком освещении старик выглядел еще более хилым, чем в тот раз, на стене.
Я сел и, хоть не имел такой привычки и столь гибких суставов, скрестил ноги.
Я ждал.
Когда настанет время, Кы Дам сам предложит мне говорить.
Я старался сосредоточиться на старике, не обращать внимания на устремленные со всех сторон взгляды и на запах множества тесно живущих людей.
Женщина принесла чай. Уж не знаю, как она его приготовила. Огня нигде видно не было. Хотя в тот момент я был так потрясен, что не обратил на это внимания. Она была прекрасна. Невероятно прекрасна – даже среди всей этой грязи, одетая в немыслимое тряпье. Поднеся чашку к губам, я пригубил кипяток, чтобы, ожегшись, заставить мысли вернуться к делу.
Мне было нестерпимо жаль ее. Вот кому придется действительно плохо, если южане возьмут город.
По губам Кы Дама скользнула еле уловимая улыбка. На лице пожилой женщины тоже отразилось удовольствие, и тут я заметил, как они похожи. Первоначальная моя реакция их вовсе не удивила. Наверное, ее появление из тени было своего рода испытанием для меня.
– Она воистину прекрасна, – едва слышно сказал старик. Затем добавил, громче: – Ты мудр, несмотря на годы свои, Солдат Тьмы.
Что еще за Солдат Тьмы? Всякий раз он, обращаясь ко мне, награждает меня новым именем…
Я склонил голову в формальном поклоне:
– Благодарю тебя, Глашатай.
Я надеялся, что он поймет, – не по моим способностям все тонкости этикета нюень бао!
– Я чувствую в тебе великую тревогу, сдерживаемую лишь оковами воли твоей.
Он спокойно прихлебывал чай, однако взгляд его ясно говорил, что спешка будет извинительна, если я полагаю ее необходимой.
– Великое зло крадется в ночи, Глашатай, – заговорил я. – Нежданные чудища освободились от привязи.
– Я предположил такое, когда, благодаря любезности твоей, смог подняться на твой участок стены.