Сусанна и старцы

Муравьева Ирина Лазаревна

Того, что произошло через секунду, никто не ожидал. Сусанна подняла правую руку, и дикой силы удар обрушился на веселую вдову. Из ноздрей у Гурченко щедро хлынула кровь и залила ее нарядно декольтированную белую

кофточку. Делегация слегка было попятилась, но когда окровавленная Гурченко, взвизгнув «ну, погоди!», бросилась с кулаками на горничную, ее тут же поддержала волосатая старуха, потом Николас и, наконец, все остальные. Суетясь, подталкивая друг друга и друг другу мешая, они сначала неловкими, но яростными ударами загнали Сусанну обратно в комнату, а потом, заперев за собою дверь и превратившись в многоглавое и многорукое чудовище, принялись избивать ее так, словно это было их последним поступком на земле.

Елена Солодарь и Солодарь Алевтина, жены родных братьев, всю жизнь ненавидевшие друг друга и только теперь, совсем недавно, с большим пафосом помирившиеся, вцепились ей в волосы и сладострастно тянули их — каждая в свою сторону. Николас, по росту еле достающий до плеча преступницы, норовил ухватиться за ее левую грудь обеими руками, потому что по правой уже молотила помолодевшая и похорошевшая, с засохшей кровью на бровях и на подбородке Гурченко. Остальные вели себя совершенно

как дети: плевали, щипали, привставали на цыпочки, чтобы ловчее ударить, а одна из женщин даже расплакалась в конце концов от энтузиазма и возбуждения.

В это же самое время плосколицый санитар с мягкими глазами и другой санитар, его напарник, с глазами, спрятанными за толстыми стеклами очков, принимали смерть, пришедшую за бывшим невропатологом. Настороженность, с которой они следили за дыханием старика, становящимся все реже и реже, так, что казалось, будто каждая судорожная затяжка земным воздухом непременно окажется последней, напоминала, как ни странно, ту настороженность, с которой доктор или акушерка следят за последними толчками, знаменующими собою высвобождение младенца из материнской утробы.

Ни плосколицему с мягкими глазами, ни его напарнику не было ни грустно, ни страшно: они ведь ничего не знали о своем пациенте, кроме того, что должны были знать с медицинской точки зрения, и, разумеется, ни одному из них не пришло в голову, что этот уже наполовину погрузившийся в невидимые сверкающие воды человек только что угадал такое, после чего оставаться внутри этой машины уже не имело для него никакого смысла.