Существование
Шрифт:
– А чего ты его, как мужика называешь? У нас таких зовут тварями, ну или просто "оно".
– Да там длинная история. Пиво есть?
– Для тебя, может и найду.
– Пошли, раздавим по паре, пока разгрузят, расскажу. Там история - полный отпад, я первый раз когда услышал, челюсть до асфальта уронил.
– Да ты чё?
– Я тебе говорю. Думал, ты знаешь, ведь у нас все ее знают.
– Ну так то у вас, в центре, а мы - филиал, до нас пока новости дойдут, их три раза переврут.
Человек,
Вот, собственно и все, что можно сказать об этом незнакомце. Трэш, лежа лицом кверху, не мог разглядеть даже его одежду, взгляд скосить по-прежнему не получалось.
Небритый, выпустив струю удушающего дыма, небрежно погасил окурок, вкрутив в глаз Трэша. Видимо, здесь так принято и не сказать, что традиция из приятных. На фоне боли, раздирающей тело - ерунда, но, разумеется, хотелось бы обойтись без таких грубостей.
Вот только выбора у Трэша нет.
– И что же мне с тобой делать, мальчик?
– поразительно-добрым голосом поинтересовался небритый.
Трэш, естественно, ничего не ответил. И, откровенно говоря, пробудись у него сейчас дар речи, он бы, пожалуй, тоже промолчал.
Просто непонятно, что тут можно ответить.
Небритый зачем-то с силой постучал по глазу костяшками пальцев, чем вызвал серию вспышек боли и помутнение, после которого Трэш почти перестал видеть на одну сторону.
– Какой крепкий мальчик, - безмятежно улыбнулся мужчина и отстранился, исчезнув из поля зрения.
Некоторое время Трэша никто не трогал: не тушил окурки о глаза, не стучал по лицу острой стальной киркой, проверяя на прочность, как те недобрые люди, которые выгружали его из кузова. Счастьем такое спокойствие не назвать, но он начинал привыкать радоваться даже таким мелочам.
Других поводов для радости пока что не наблюдалось.
Самые разные звуки, то и дело раздававшиеся со всех сторон, затмил в один миг возникший механический рев и звон металла. Затем тело его начало мелко дрожать, ноздри уловили омерзительный запах, почему-то вызвавший ассоциацию со смрадом горелых волос.
Он помнит, как воняют горелые волосы? Получается, что да.
Жужжание возле уха продолжалось долго. Пробирающую до костей дрожь, которым оно сопровождалось, приятной не назовешь, но Трэш постепенно начал с ней свыкаться.
А потом резко, неожиданно, никак о себе не предупреждая, левая рука взорвалась столь оглушающей болью, что голову покинули мысли, а из глотки вырвался булькающий хрип.
Боль
– Это что тут у тебя за дела, Мазай?!
– строго рявкнули откуда-то со стороны ног.
Жужжание прекратилось, как и дрожь, а боль начала плавно отступать.
– Никанорыч, этого мальчика надо в клетку для начинающих отправить. По частям приходится, целого такого там схарчить не смогут, молодое поколение слабо на зубки.
– Да? Это кто же такой умный распорядился?
– Да Щегол, кто же, кроме него, такое приказать может. Мимо пробегал, сказал в третий ангар зайти, там, мол, пухлый клиент для новеньких. У них ведь кровь молодая, горячая, аппетит на троих, а тут чистого мяса полтонны, надо только помочь им до него добраться.
– И зачем же ты ему руку отнимаешь?
– Ну так я же и говорю, целиком его наши зверушки никак не скушают. Никанорыч, ты только посмотри на него, он ведь чистый танк, у него даже глазища твердые, без диафрагм удары держат. Вон, пилил-пилил, а как до кости достал, пила намертво встала. Даже не знаю, что дальше делать. Надо ведь одну руку, потом вторую, потом ноги, ну а там и шею, а у меня уже от диска всего ничего осталось. Очень уж тугие пластины. Никогда такую броню не видел, у нее даже рисунок неправильный, с хитрым перехлестом, не сразу и поймешь, как надрез вести.
– Вижу, Мазай, у тебя тут все схвачено и осмыслено.
– Ну Никанорыч, я ведь не первый день в деле, мне иначе нельзя.
– Посадить бы тебя на штраф со Щеглом на пару. Может, покатаетесь по кластерам, посмотрите на стронгов поближе, и не только на них, глядишь, и думать не седалищами научитесь.
– Никанорыч, ну вот зачем меня на штраф? Я ведь человек исполнительный, что мне сказали, то и делаю. Нет моей вины, что пила его так скверно берет, клиент очень уж жесткий. Говорю же, сам не пойму, что с ним, у него броня, будто проволокой пропитана, не режется вообще, только на волокна лохматится.
– Щеглу было сказано готовить клиента для клетки. Для клетки, а не для клеточных, разницу понимаешь? Неправильно он тебе растолковал, а это косяк.
– Охренеть. А я тут при чем? Со Щеглом и решай.
– А своя голова тебе на что?
– Щегол мою голову не спрашивал. Что сказано, то и делаю.
– Так не на корм надо пускать, а на дело интересное. Зачем бы тебе его живого отдали, сам посуди? Не мог подумать?
– Так мало, что ли, я живых порезал? Никакой математики не хватит такое сосчитать. Щегол сказал, я сделал, что не так?