Сусикоски и Дом трех женщин

Сариола Маури

— Нет, Хелену отправили туда вовсе не потому, что ее умственные способности стали слабеть. Какой бы свидетельницей она в этом случае была! Наоборот, Хелена Мякеля по-прежнему очень живая и подвижная особа с острым слухом и зрением. Короче говоря, в расцвете своих душевных сил. — Слегка улыбнувшись, Элиза продолжала: — Но ей стало трудно передвигаться… шаги замедлились… и поэтому она стала в некотором смысле обременительной в этом доме… во всяком случае, моя достопочтенная тетушка Хелина соизволила так охарактеризовать создавшееся положение.

Поэтому ее и отправили в дом для престарелых.

Только теперь Илола стал постигать суть задуманной операции:

— Так что же, ее хотят вернуть назад, в дом?

— Именно так. Это соответствует общим устремлениям, так как Хелена не прижилась в доме для престарелых. От нее поступают грустные письма и весточки. И, по мнению Хелины, возвращение в дом Хелены не что иное, как наш подвиг милосердия.

Гримаса на лице девушки выразила ее подлинное отношение к этической стороне этого милосердного деяния. С такой же откровенностью она рассказала и о практической стороне этого дела.

— Основная цель возвращения Хелены заключается, конечно, в том, чтобы вернуть прежний блеск и прочность семейному щиту. Постоянно присутствовать здесь, быть в некотором роде привратницей. Но прежде всего мишенью для прицельных вопросов со стороны официальных властей. — Заметив досадливое выражение на лице Илола, Элиза пояснила: — Вы уж не обижайтесь… речь не идет о личностях. Но, сытая по горло клеветой и ложью, тетя Хелина намерена положить этому конец. И у тети Селмы тоже нет ничего против этого. Правда, она относится к этому делу более гуманно… не так утилитарно. Она полагает, что Хелене просто лучше жить здесь, чем в доме для престарелых. Ведь это место было на протяжении десятков лет родным домом для Хелены.

— Да… я понимаю.

— Мои тетки отправились по этому делу рано утром. И они намереваются привезти Хелену сюда уже сегодня… если, конечно, бюрократия и формальности позволят.

— Вот как.

До этого момента Элиза говорила размеренно и спокойно.

Заключение прозвучало несколько иронично:

— Несмотря на поздние годы, зрение и слух Хелены безупречны. Если же еще принять во внимание, что по характеру она бдительна, как горностай, то не исключено, что известное вам дело в самом недалеком будущем получит однозначное и безапелляционное признание официальных властей, а именно: поскольку орлиный взгляд Хелены не отыщет в этом доме мужчины, то, следовательно, такового… не существует.

Илола, по правде говоря, не знал, что и думать.

Безусловно, план Хелины Поррас был просто гениален. Это был нокаут всяким слухам. Но одновременно Илола подумал и о другом. Уж не собирались ли захлопнуть дверь конюшни тогда, когда лошадь выбежала из нее? Это пока еще не оформившееся и смутно маячившее подозрение привело к тому, что Илола бросил острый взгляд на очаровательную рассказчицу.

Поле боя нужно было расчистить.

И сейчас для этого представился подходящий момент, который, возможно,

никогда не повторится. Конечно, было бессердечно оказывать давление на Элизу теперь, когда она оставалась без резервных оборонительных сил. Хотя внешне девушка выглядела бойкой, Илола чувствовал, что внутренне она хрупка и ранима.

Прочь сантименты!

Илола собрался с духом и выпалил:

— Вполне может быть, что мужчины, о котором идет речь, здесь уже нет. Однако это не исключает возможности, что он квартировал здесь раньше.

На щеках Элизы вспыхнул румянец.

Она выпрямилась и быстрыми шагами направилась к тому самому буфету, около которого вчера вечером хлопотала Селма. Открывая створки буфета, она, стоя спиной к Илола и не оборачиваясь, резко сказала:

— Этот вопрос, кажется, был исчерпан еще вчера!

Илола чертыхнулся про себя.

Он с трудом удержался от вздоха, который стремился вырваться наружу.

Впереди опять стена!

Тысяча чертей!

А может быть, подозрения все же напрасны? Элиза несомненно была самым слабым звеном в этой цепи. В ней не было ни стойкости Хелины, ни спокойной уверенности Селмы. Так размышлял Илола, вступая сегодня в этот дом, и, застав девушку одну, почувствовал тайную радость. А может, вернее сказать: вероломную радость.

Он попытался разорвать цепь.

Но она не разорвалась!

Элиза молча накрыла на стол. Кофе был отличным, а домашние булочки — рассыпчатыми, но застревали у Илола в горле.

Ничего себе, хорош гость!

Когда Элиза наливала вторую чашку, Илола решился, ибо между ними возникла стена молчания и ее следовало сломать. Не найдя ничего другого, Илола сказал, опустив голову:

— Сожалею…

— Ничего.

И если голос Илола был унылым, то короткий ответ Элизы прозвучал как отзвук какого-то тайного горя.

— Поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Илола.

— Давайте.

Как ни странно, лекарство подействовало. Нехотя начатая беседа обо всем и ни о чем приняла затем приятный и непринужденный характер. Они стали говорить о защите природы, и случилось так, что те самые погубленные березы, которые стояли сейчас в лесу, навели их каким-то незримым образом на этот разговор. Однако непринужденная беседа длилась недолго. Внезапно Элиза прервала ее:

— А знаете что!

— Что?

— Вчера вечером я побывала на месте происшествия.

— Неужели?

— Нет, не из любопытства… Мне не давали покоя те березы. Я знаю эти места с детства… А наступившие майские ночи так светлы и прозрачны. И я отправилась туда, когда мои тетки уже уснули.

— Неужели не было страшно?

Элиза тряхнула головой. Волосы, собранные под красной лентой, всколыхнулись волной.

— Ничуть. Хотя по пути пришлось миновать то дерево, на котором моя мама… повесилась.

Илола вздрогнул.

Чтобы подавить рождавшиеся в воображении страшные картины, он быстро спросил: