Суть остров?
Шрифт:
— Гм… Посмотрим. Не знаю. Примерно трое суток, плюс туда-сюда еще столько же, для верности. Но честью обещаю: не напарю и уворачиваться от сказанного не буду. Полагаю, через неделю все станет ясно. Ну?
— Я готов.
— Э-э… Если Рик согласен, то я тем более. А как же наши дела?
— Вот вам ручки, вот… по листку бумаги. Чистые, с обеих сторон? Пишите увольнение по собственному желанию. Датируйте сегодняшним числом, проставьте время. Поясняю, зачем это нужно: если что — я от вас откажусь с легким сердцем и покажу бумажки, а госпоже Шпильбаум даже не придется лжесвидетельствовать:
— Не маленькие, не впервой. Разумно-то разумно… — Это опять Боб говорит, а я молчу. — А… деньги, средства?
— Деньги — вот, налом, по две с половиной тысячи, на мелкие расходы. Боб, всякие разные спецсредства… используй свои, не казенные. Есть у тебя? Аппаратура, смотреть, слушать…— Боб оттопыривает нижнюю губу, задирает белесенькие брови и с понтом дела задумывается…
— Найдутся.
— Кто бы сомневался. Парни, надеюсь на вас очень. Валите из офиса, я сам здесь подежурю. Никому больше, все работы вдвоем, не привлекая третьих и четвертых лиц. Моторы свои…
— … «моторы свои»! Нет, скажи, Рики! Как будто мы казенными хоть раз пользовались!
— Пользовались и не раз. Что предлагаешь, начальник?
— Ага! Я тебе говорил: не плюй в колодец! Я опять твой начальник, понял?
— Понял. Я уже сто раз на свободу выйду, а ты будешь лишний «командирский» пятерик тянуть.
— Тьфу на тебя!
— Пройдешь за паровоза. Меня, госпожу Шпильбаум и Гувера пристегнул втемную, за деньги, а сам — главарь, мозговой центр.
— Чтоб твоему языку горилле в жопу провалиться! Накаркаешь… Ну? Давай, предлагай. Все знают, что ты у нас умник с высшим образованием. Как думаешь?
— Я…
— Может, скажем ей, что опубликуем про нее подслушанные высказывания ее мужа? Типа, такая она в постели и рассякая?
— А он говорил?
— Нет, не зафиксировано.
— Тогда не пойдет, ненадежно. Что она дура — это понятно. А вообще как?
— Милая дамочка. С морщинками, но вполне боевая кобылка. Я, грешным делом, в свое время даже подумывал…
— Босс был прав.
— Насчет чего?
— Насчет осла. Однако, вернемся к делам и перестанем чесать волосы на теле. У меня дома народу полный комплект, совещаться негде, Шонна и дети, да еще ее подруга с дочкой, даже в кабинете не спрячемся. А у тебя? Где будем совет держать?
— У меня?.. Почему у меня, давай поедем в дальний оф… Запрещено же, черт. У меня свинарник, не прибрано со вчерашнего.
— Один хрен. Поехали, не в моторе же канцелярию раскладывать, и не в пивной.
Боб слегка прилгнул, утверждая, что «не прибрано со вчерашнего». Там конь месяц не валялся: всюду пыль, кухонное умывальное корыто по самый кран грязной посудой заросло, на столе полная пепельница окурков, даром что Боб не курит…
— Как ты сюда баб-то водишь? Не стыдно тебе?
— Да ну. Я же их не в музей вожу. Домработница уехала в деревню на похороны, вот и запущено. Послезавтра вернется, кляча старая, и все отдраит. Ну, чайку?
— Кофейку.
— Как скажешь. Давай
Думали мы думали, чего-то там придумали.
Дома-то Шонна сразу учуяла, что я не в своей тарелке, давай меня пытать: что случилось да как, да где? Угу, так я сразу ей и выложил, что на грани вылета с работы и на пороге всяких иных забавных приключений с деньгами и свободой… Сказал, что кадровая болтанка, и что прибавка к жалованию проблематична, и что я на это надеялся… Отоврался, вроде бы, но подруга моя все же в сомнениях осталась… Все равно утешает, и одеяло под бочок подтыкает, как маленькому… Говорит, что я стонаю во сне… Стоню? Издаю стоны? Вполне возможно, думаю, это оттого, что мне рисовать некогда.
— Госпожа Моршан?
— Да, алло?
— Из бухгалтерии ЗАО «Сова» вам звонят… ЗАО «Сова». Вы, четвертого ноября, оплатили заказ 7/4/11 сего года на определенную сумму…
— Я? Так, и что?
— С вас по ошибке удержано более, чем полагалось. Вам предлагается на этой, либо следующей неделе, подъехать к нам в офис, чтобы мы могли принести вам извинения и вернуть эти деньги. Когда вы сможете заехать? Когда вам удобнее?
— Извинения? А какая сумма?
— Я всего лишь бухгалтер и передаю то, что велено. Мы не говорим по телефону о суммах, но поскольку деньги сравнительно небольшие… Триста сорок пять талеров. Либо, если хотите, пришлем к вам курьера прямо на дом, но тогда накладные расходы на вас.
— На дом? А сколько это будет стоить?
— Пятнадцать талеров ровно. Мы бы вам просто перечисли на счет, но деньги возвращаются по расходному ордеру, нам нужен корешок, квитанция.
— А всего сколько, триста сорок?
— Да, триста сорок пять. Вы заедете?
— Да. Нет… Пусть лучше курьер.
— Завтра, от двенадцати тридцати пополудни до тринадцати пополудни вам удобно?
— Завтра?.. Да, да, мне будет удобно, хорошо.
— Тогда до завтра. Извините за беспокойство, всего доброго, до свидания…
— До свидания…
Это Боб мамашу свою задействовал под бухгалтера, наврал ей что-то насчет огрехов… Она у него дрессированная. Все время его бабам врет, что он велит, отмазы всякие.
На следующий день, мы с Бобом, в костюмах, выбритые, благоухающие, подкатываем к их особнячку в указанное время. Скромненький такой, уютный двухэтажный домишко, миллиончика этак на четыре, с обширным двориком, с газонами… Эх, хороши оклады у простых чиновников, а в газетах пишут, что спартанские.
Госпожа Моршан выходит на порог, навстречу ей мы: Боб с улыбкой и конвертом в руках, я с крохотным букетом фиалок.
— Сударыня! Мы с коллегой Ричардом хоть и не курьеры, но были счастливы вильнуть по пути и завезти вам оговоренное. И принести извинения от лица фирмы. Глубочайшие и искренние извинения.
Госпожа Моршан почти не смотрится на свои сорок один, невысокая, вполне ухоженная, чуть шире в талии, чем ей наверное хотелось бы, но очень даже миленькая, я бы сказал уютная. Даже и не верится, что именно она заложила своего благоверного, отдала в лапы правосудия. Лицо у нее вовсе не глупое, но грустное, и это очень даже понятно, однако нам она улыбнулась.