Суть Времени 2012 № 5 (21 ноября 2012)
Шрифт:
Война с историей
Мы ведем войну за Историю как сверхценность, суть которой — право на Восхождение. Встав на тропу этой войны, мы продолжаем великое дело тех, кто победил фашизм в 1945-м
От редакции
1990 год… Интеллигентная антикоммунистически настроенная дама яростно проклинает товарища Х, входящего в руководство КПСС. Придраться к высказываниям Х она не может, ибо он человек умеренный и разумный. Сказать, что Х ненавистен ей именно в силу умеренности
Тогда она начинает цепляться к внешности Х. Казалось бы, как это может вообще делать воспитанный человек? Оказывается, может. И о приличиях говорить, и яростно нарушать оные. Товарищ Х — слегка полноватый мужчина невысокого роста. Дама называет Х «жирным боровом», «отвратительным карликом» и так далее. Публика подвывает «Боров! Карлик! Жирный урод!»
Наблюдающий все это психолог спрашивает: «Вы готовы так обсуждать любого политика?» — «Да!» — отвечает женщина. «Так давайте обсудим данные господина Y!» Женщина вздрагивает, ибо Y, популярный в перестроечной Москве либеральный политик, подходит под ее ругательные метафоры намного больше, чем Х. Но тут же находится: «Да что Вы, Y — он же такой очаровательный пингвинчик!». «Да, да, именно пингвинчик», — восхищённо подхватывает публика.
Враг толкает наших сограждан вниз. «Вниз» — для врага является не только средством, но и целью войны. Ибо цель его войны — нисхождение. Наша цель — Восхождение. Враг хочет добить народ, сведя его с ума окончательно. Мы хотим восстановить историко-политическую субъектность нашего народа. А значит и его способность к самостоятельному критическому мышлению.
Четкость определений, их объективность, категорическое отсутствие вкусовщины и произвола — вот то, без чего нет и не может быть самостоятельного критического мышления.
Значит ли это, что мы должны отказаться от яркой образности? Ни в коем случае! Ибо отказавшись от нее, мы проиграем войну. Не отказ от образности, а ее использование для расшифровки строгих, четких, холодных определений — вот единственный путь к победе.
Точная связь сочных образов с такими определениями — вот, что нам нужно. Враг боится строгих определений. Он не хочет обнажать содержание, стоящее за его образами (всеми этими «мухами», «анчоусами» и так далее).
Мы же крайне заинтересованы в том, чтобы сочетать образы с такими определениями, которые выводят на холодное, глубокое и ясное Содержание.
«Превращенная форма» — это определение из арсенала великой классической философии. «Тараканы» — это применяемый нами образ. Связан ли этот образ с тем Содержанием, которое выявляет классика, обсуждающая превращенные формы? Да, связан!
Вначале — о превращенных формах.
Форма может отражать и выражать Содержание. Она может быть безразличной к Содержанию. И она может уничтожать Содержание. Уничтожая Содержание, Форма становится «превращенной». «Тараканы» — это всегда превращенные формы.
Есть тяжелейшее заболевание — рассеянный склероз. В чем суть заболевания? В том, что «служба безопасности», которой располагает организм больного, то бишь иммунитет, «превращается» в главную опасность для организма. Иммунитет начинает подавлять всё то здоровое, что он обязан охранять. И начинает поощрять всё
«Превращение»… Когда же именно это средство стали использовать в качестве тотального оружия, выводя «тараканов» и натравливая их на людей? Кто впервые решился встать на подобный самоубийственный путь?
1917 год. Трудящиеся всего мира начинают выступать в поддержку Великого Октября. Капитализм ощущает масштаб угрозы. И реагирует на это вполне адекватно — капиталисты начинают внимательнейшим образом изучать Маркса и Ленина. Именно это становится главным ответом капитализма на вызов Великого Октября. Другие ответы на этот вызов носят второстепенный характер. Да, войска Антанты душат большевиков, а спецслужбы капиталистических стран организуют против большевиков разного рода заговоры. Да, народы России морят голодом, дабы они отказались от завоеваний Октября. Но это все — частности. Главное происходит в тиши «мозговых центров» капитализма, где властители мира вместе с экспертами читают Маркса и Ленина.
Кстати, именно после победы Великого Октября испугавшиеся властители перестали относиться к своим экспертам как к высокооплачиваемой прислуге. И допустили этих экспертов в закрытые центры власти, предоставив им фактически те же права, что и представителям господствующего класса. Интеллигенция с этого момента перестает быть обслугой капитала. Она становится его партнером. Разумеется, речь идет о той интеллигенции, которая согласилась на подобную роль. Другая интеллигенция протягивает руку большевикам.
Внимательно прочитав Маркса и Ленина, интеллектуализированный капитал сделал из этого прочтения глубокий вывод. «Да, — признали капиталисты, — историческое восхождение неминуемо приведет к тому, что мы потеряем власть. А значит, у нас есть одна возможность — прекратить историческое восхождение, обернуть вспять колесо истории, начать воевать с историей. Конечно, встав на этот путь, мы теряем классическую легитимность, перестаем быть историческим классом, изменяем идеалам великих буржуазных революций, отказываемся от своего проекта Модерн, от прогресса и гуманизма. Но другой возможности у нас нет. Либо мы уничтожим историю, либо история уничтожит нас».
Встав на путь уничтожения Истории, капитал превратился в монстра. Хищная природа капитализма всегда находилась в сложных отношениях с его историческими и гуманистическими позывами. Но до поры до времени эта хищная природа уравновешивалась ими. Значение Великого Октября в том, что буржуазный класс, приняв вызов, поднял знамя реакции. Обычно класс, теряя «историческое лидерство», становится стихийно реакционным. Великий Октябрь сделал буржуазный класс сознательно реакционным.
Георгий Димитров на процессе, который организовали против него нацисты, говорил: «Колесо истории вертится» и «вы не можете повернуть его вспять». Капитал слушал и наматывал на ус. Он в тиши разрабатывал проект по повороту вспять колеса истории.