Сутки по командирским часам
Шрифт:
Сбросив на ходу испачканную футболку, Тимка опустился перед креслом на колени и зарылся головой в жесткую каштановую шерсть, утратившую во время болезни свой блеск. Умная собака, сделав усилие, дотянулась языком до зареванного мальчишеского лица и стала лизать его, лаская и утешая.
— Миш, с Тимкой что-то не то. Сидит дома, с Руной возится. Правда и мне помогает. Бурьяна вчера повыдергал целую кучу. На велике только в магазин раза два смотался, вот и все катание. И доска эта так и висит в сарае, как после школы он ее повесил.
— Скэйт?
— Ну! И Сенька
— Из-за экскурсии, может, переживает. Так это нормально. Получил, что сам заслужил. Может, и с Сенькой из-за этого они поссорились.
— Нет, Миша, что-то здесь посерьезней! И когда вы уж этот «Хаус» закончите. Ни днем, ни ночью дома тебя нет. С ребенком времени не найдешь поговорить!
Но знаешь, что меня пугает больше всего, он вроде бы боится твоего прихода. А вчера вдруг спрашивает, чем алкоголик от пьяницы отличается.
— А ты?
— Что я? Сказала, чтобы у тебя спросил. А он посмотрел на меня как-то испуганно и замолчал.
Между тем Руна слабела с каждым днем. Зинаида Васильевна делала ей обезболивающие уколы, но все равно видно было, что собака страдает. Старый ветврач, знавший Руну еще беззаботным щенком, осмотрев ее в очередной раз, сказал, вздохнув:
— Решайте, Миша: или Руна еще месяц промучается, или я ее усыплю, и она уйдет спокойно. Я могу забрать ее в клинику, чтобы не травмировать мальчика.
— Да-да, Тимке не нужно ничего знать. Он вообще сейчас сам на себя не похож. От Руны не отходит. И главное ничем его не отвлечешь и не успокоишь. А вчера устроил здесь целое представление. Ко мне мой старый друг пришел, Степан Ефимович. Мы на заводе когда-то работали, и уже лет пять, как не виделись. Зина стол накрыла, как полагается. Вино из черноплодки поставила, закуску там всякую, Степа «Столичную» принес. Я Тимку стал звать, а его не знаю уж, какая муха укусила. «Зачем, говорит, ты с алкоголиками дружишь? Я с ним за стол не сяду, а водку пойду сейчас и выброшу» Ну, пришлось его… гм, укоротить. Так Вы думаете, он потом пришел в себя и прощения попросил? Нет. Лег спать голодным. А на меня уже второй день волчонком глядит. Небывалое дело. И что удивительно, Степан человек, конечно, без особого достатка, но выглядит для своего возраста и положения вполне прилично. С чего этот мальчишка взял, что он алкоголик, ума не приложу.
Дня через два тайно от Тимура уговорили Клару повести детей в кино на «Принца Каспиана» и попросили задержаться в городе подольше.
Руна, как будто чувствуя, что видит мальчика в последний раз, сползла с кресла и проводила Тимку до порога.
— Ей лучше, да? — обнимая собаку за шею, говорил Тима. — Ну, правда же лучше?!
Михаил Петрович не осмелился ничего ответить, а бедная Зинаида Васильевна тихо рыдала в кухне, прикрывая рот рукой.
Когда Тимка, переполненный впечатлениями от кинофильма и городской прогулки, возвратился домой, Руна лежала в «Плезире» в аккуратно сколоченном ящике на своей обычной подстилке и, казалось, спокойно спала. Рядом, как в почетном карауле, стояли Михаил Петрович и Зинаида Васильевна. Каждый из них был готов при появлении первой же Тимкиной слезинки броситься к нему со словами утешения.
Тимка бледный, с неожиданно темными и большими прямо в пол лица глазами недолго постоял над Руной, держась руками за край ящика. А потом, не поворачиваясь, спиной вперед спустился со ступенек и побежал в дом. Папа-Миша нашел его свернувшимся калачиком на кровати. Ни на какие слова утешения он не отзывался. Михаил Петрович накрыл его пледом и ушел только тогда, когда убедился, что мальчик заснул.
Тимка спал долго, почти до следующего полудня, так что Руну похоронили без него в конце огорода за старыми вишнями.
Проснувшись, мальчик ни о чем расспрашивать не стал и весь день провел, не выходя из дома.
На третий день на обозримом горизонте появился Арсений Лозовой.
Он раза три прокатился на велосипеде мимо калитки соседей, но головы в сторону их двора не повернул.
Зинаида Васильевна аккуратно ссыпала нашинкованную капусту с разделочной доски в кастрюлю с будущим борщом, вытерла руки о фартук и вышла на крыльцо.
— Сеня! — позвала она Лозового-младшего, прикрывая рукой глаза, еще слезящиеся от толченого с салом чеснока. Борщ был настоящий украинский и варился по всем правилам.
Сенька проехал мимо еще раз, но через пару метров спустил ноги на землю и попятился назад.
— Здрасьте, теть Зина!
— Здравствуй, здравствуй и давай заезжай во двор. Руны у нас не стало, так поддержал бы ты Тимку. А велосипед оставь. Не выходит твой дружок на улицу. Переживает.
Сенька просить себя не заставил. Завел велосипед во двор, прислонил к забору и, присев на крыльце, стащил с ног кроссовки.
Тимка лежал поперек дивана ногами к стене, нависая над ковром. Перед ним выстроилась целая армия из оловянных солдатиков, неизвестно какой армии. Часть их была в нашей военной форме, часть — в американском камуфляже. Было даже два наших матроса. Один держал в поднятых руках флажки с неизвестными полу стертыми знаками, другой стоял на одном колене и целился в кого-то из автомата.
Перед армией под стулом, открыв зубастые пасти, сгрудились резиновые динозавры. В руке у Тимки был зажат индеец с томагавком, которого он собирался поставить для укрепления правого фланга.
— Привет! — сказал Сенька и сел на диван, зажав коленями сложенные ладошки.
— Хау! — ответил Тимка, повернувшись на бок к нему лицом. — Руны… это…не стало.
— Сама или усыпили?
Тимка спустил ноги на пол. Сел, опершись руками о диван и опустив голову.
— Ей больно было. Я чувствовал.
— Понятки. А где…
— Зина сказала за вишнями. Я не ходил.
— Пошли?
Холмик был невысокий узкий, но довольно длинный.
— Слышь, Тим! Давай здесь какой-нибудь знак поставим.
Тимур обошел вокруг холмика, нагнулся, отбросил в сторону упавшую с вишни сухую ветку.
— Дощечку нужно на палке укрепить. И написать, — резко выпрямляясь, сказал он вдруг. — Побежали в сарай!
Когда Зинаида Васильевна пришла поглядеть, чем занимаются мальчишки на огороде, памятник Руне уже был установлен. Михаил Петрович пришел поздно, когда Тимка спал. Но, услышав о том, что смастерили ребята, не поленился, взял фонарь и пошел в огород.